История Речи Посполитой (1764—1795) — Википедия

История Речи Посполитой (1764—1795) — период, охватывающий последние десятилетия существования Речи Посполитой. Промежуток времени, в течение которого приходящее в упадок государство проводило широкомасштабные реформы и подвергалось трем разделам со стороны соседних держав, совпадает с избранием и правлением последнего короля — Станислава Августа Понятовского.^[1]

Во второй половине XVIII в. государство провело фундаментальные внутренние реформы. Реформаторская деятельность вызвала враждебную реакцию и, в конечном итоге, военный ответ со стороны окружающих государств. Вторая половина века принесла улучшение экономики и значительный рост населения. Самая густонаселенная столица Варшава заменила Данциг (Гданьск) в качестве ведущего торгового центра, возрастала роль более зажиточных городских слоев. Последние десятилетия независимого существования характеризовались интенсивными реформаторскими движениями и далеко идущим прогрессом в области образования, интеллектуальной жизни, искусства и науки, и особенно к концу периода, эволюцией социальной и политической системы.^[1]

Королевские выборы 1764 года привели к избранию утонченного и светского аристократа Станислава Августа Понятовского, связанного с крупной фракцией магнатов, но избранного и навязанного российской императрицей Екатериной II, которая ожидала, что Понятовский будет её послушным последователем. Соответственно, король управлял, разрываясь между желанием провести необходимые для спасения государства реформы и осознанной необходимостью оставаться в подчиненных отношениях. Барская конфедерация 1768 года была шляхетским восстанием, направленным против России и польского короля и боровшимся за сохранение независимости Польши и поддержку традиционных основ шляхты. Оно было подавлено, и в 1772 году последовал Первый раздел Речи Посполитой со стороны Российской империи, Прусского королевства и Габсбургской Австрии. «Раздельный сейм» под давлением «ратифицировал» раздел и признал его свершившимся фактом. В 1773 году сейм учредил Комиссию по национальному образованию, первое в Европе государственное учреждение образования..^[2]

Многолетний сейм, созванный Станиславом Августом в 1788 году, известен как Великий или Четырёхлетний сейм. Важнейшим достижением Сейма стало принятие 3 мая Конституции, первого в современной Европе единоличного провозглашения высшего закона государства. Реформистский, но умеренный документ, обвиненный недоброжелателями в симпатиях к Французской революции, вскоре вызвал сильную оппозицию со стороны консервативных кругов высшего дворянства и Екатерины II, решившей предотвратить возрождение сильного государства. Тарговицкая дворянская конфедерация обратилась за помощью к императрице, и в мае 1792 года русская армия вступила на территорию Речи Посполитой. Оборонительная война Речи Посполитой закончилась, когда убежденный в тщетности сопротивления король капитулировал, присоединившись к Тарговицкой конфедерации. Конфедерация взяла на себя управление, но Россия и Пруссия в 1793 г. устроили и осуществили Второй раздел Речи Посполитой, в результате чего страна осталась с критически сокращенной территорией, практически неспособной к самостоятельному существованию.^[3]

Радикализованные недавними событиями реформаторы, все ещё номинально на территории Содружества и в изгнании, вскоре занялись подготовкой национального восстания. Тадеуш Костюшко был выбран его лидером; популярный генерал приехал из-за границы и 24 марта 1794 г. в Кракове объявил национальное восстание под своим командованием. Костюшко освободил и завербовал в свою армию многих крестьян, но масштабное восстание, активно поддержанное также городскими плебейскими массами, оказалось неспособным вызвать необходимое иностранное сотрудничество и помощь. Оно закончилось подавлением войсками России и Пруссии, в ноябре была взята Варшава. Третий и последний раздел Речи Посполитой был снова предпринят всеми тремя разделяющими державами, и в 1795 году Речь Посполитая фактически прекратила свое существование.^[3]

Экономика[править | править код]

Оживление экономики, крепостное право, сельскохозяйственная рента и наемный труд[править | править код]

Начиная со второй половины XVIII в., Речь Посполитая пережила экономические преобразования, кульминацией которых стало формирование капиталистической системы столетие спустя. Более передовые страны Западной Европы явились источником примеров экономического прогресса и сформулировали идеологию Просвещения, давшую теоретическую основу польским начинаниям. Промышленное развитие, рост населения и частые войны на Западе увеличили спрос на сельскохозяйственную продукцию, что привело к улучшению рыночной ситуации в стране, где преобладало сельское хозяйство: с 1760-х годов цены на импортируемые с востока сельскохозяйственные и лесные товары продолжали расти. Экспорт зерна Речи Посполитой снова достиг высокого уровня начала XVII в. Внутренний рынок продукции также постепенно развивался из-за увеличения населения городов и ухода горожан с сельскохозяйственного рынка труда, к которому многие из них присоединились во времена сильного экономического стресса. Сельскохозяйственные производители снова смогли инвестировать в свою торговлю.^[4]

Несмотря на эти благоприятные условия, степень экономических изменений и то, достигли ли они поворотного момента, являются предметом споров. Речь Посполитая начинала с очень низкого уровня экономической активности в начале века, и его темпы роста оставались менее половины темпов роста высокоразвитых стран, таких как Великобритания или Франция. Таким образом, сохранялась относительная экономическая отсталость, которая была одной из основных причин политической и военной слабости государства^[4]

Из-за консервативного сопротивления изменениям, несмотря на наличие множества доступных книг по самообразованию, аграрная экономика и аграрные общественные отношения менялись медленно. Выращивание картофеля стало более распространенным сначала в Силезии и Померании. Более типичные сельскохозяйственные улучшения внедрялись в западных провинциях Речи Посполитой (Великой Польше и Восточном Поморье), но общая урожайность зерна ещё не достигла производительности экономики эпохи Возрождения.^[4]

Политические и экономические публицисты эпохи Просвещения были озабочены продвижением коренного изменения социальных аспектов сельскохозяйственного производства, в частности крепостного права и необходимости его реформы. Недостаточная производительность и качество продукции народных хозяйств все чаще вынуждали шляхтичей вытеснять или дополнять непосильный крепостной труд сельскохозяйственной наемной рабочей силой и арендой сельхозугодий.^[4]

Группа сельскохозяйственных рабочих, «свободные» люди, часто подвергавшиеся ограничениям, пользовались спросом и соблазнялись опубликованными тарифами на заработную плату во времена нехватки рабочей силы. Феодальная рента предлагала предприимчивым крестьянам больше независимости и возможности добиться успеха, если плата была разумной. Такие альтернативные договоренности практиковались в меньшинстве помещичьих владений, чаще всего в западных провинциях. Репрессивное крепостничество оставалось доминирующей формой сельскохозяйственного производства на обширных территориях Польши и Литвы.^[4]

Промышленность и торговля[править | править код]

Уровень экономического благосостояния Речи Посполитой во многом определялся её сельскохозяйственным производством, но для пережитого во второй половине XVIII в. коренного преобразования решающее значение имели происходившие в городах и внутри промышленности изменения. Вначале мануфактура и ремесла были слабо развиты по сравнению с Пруссией, Австрией и Россией. Поспешные усилия по устранению полувековой задержки и разрыва в индустриализации, особенно в последние три десятилетия существования Речи Посполитой, увенчались лишь частичным успехом.^[5]

Процесс индустриализации, начатый магнатами-землевладельцами в первой половине XVIII в., усилился во второй половине века, когда значительной составляющей стало и мещанское предпринимательство. Важным для развития производства, добычи полезных ископаемых и финансирования промышленности стала эпоха правления короля Станислава Августа Понятовского. Производственные мастерские были наиболее развиты в городах Великой Польши, в Данциге и Восточном Поморье, Варшаве, Кракове и некоторых магнатских поместьях на востоке. Из тяжелой промышленности наиболее значительными стали производство и обработка железа, особенно в Старопольском промышленном районе. Вторая половина XVIII в. принесла в пограничный район Верхней Силезии также тяжелую промышленность (металлургию и горнодобывающую промышленность).^[5]

Укрепление позиций городских предпринимателей также было результатом оживления торговли. Под руководством короля были предприняты шаги, приведшие к отмене монополии дворянства на различные виды торговой деятельности, что сделало возможной концентрацию капитала в руках мещан-купцов. Однако государство подвергалось дискриминационной торговой практике со стороны Пруссии, Австрии и России, которые вводили высокие таможенные пошлины, тарифы и сборы. Дороги с твердым покрытием и внутренние водные пути были построены или улучшены государственными властями для облегчения роста торговли. Мещанство доминировало в инвестиционном финансировании, а ранее сосредоточенное в Данциге общее кредитование теперь осуществлялось в основном в Варшаве и Познани. Огромное состояние, накопленное банкиром, выходцем из недворянской семьи Петром Теппером, свидетельствовало о переменах времен.^[6]

Торговый баланс Речи Посполитой был отрицательным до 1780-х годов. Уменьшение роли Данцига отчасти было связано с дискриминацией со стороны Пруссии, чья политика также ослабила ранее жизненно важные обмены между Силезией и Речью Посполитой. Новый крупный торговый центр Варшава имела решающее значение для значительно активизировавшейся внутренней торговли. Были также региональные торговые центры, вроде Кракова, которые обслуживали западную Малую Польшу и восточную Верхнюю Силезию. Первый раздел уменьшил торговые контакты с южной Малой Польшей и Померанией, включенными в состав Австрии и Пруссии.^[6]

Социальная эволюция и формирование нации[править | править код]

Изменение структуры населения в период разделов; крестьянство[править | править код]

Ранние социальные преобразования многонационального населения Речи Посполитой, в котором преобладала дворяне, происходили в период трех разделов. В той или иной степени они коснулись всех основных слоев общества: крестьян, мещан и дворянства. Этнический состав государства менялся с уменьшением территории.^[7]

Население, оценивавшееся не более чем в 7 млн человек в конце Северной войны, приобрело ещё несколько миллионов ко времени первого раздела. Западная Польша (Краковский и Познанский регионы) была гораздо более густонаселенной, чем обширные территории на востоке. После второго раздела на сильно сократившейся территории (с 730 до 200 тыс. км²) проживало всего 4 млн. Крестьяне составляли ¾ дораздельного населения, городские слои — 17-20 %, дворянство с духовенством — 8-10 %. Население до первого раздела составляло ⅔ этнических поляков или полонизированных, а меньшинства распределялись в основном среди недворянских классов.^[7]

Были компактные концентрации этнических поляков к западу и северу от границ Речи Посполитой до 1772 года: большая часть Верхней Силезии, части Нижней Силезии до региона Бреслау, Померания до Слупска и Мястко на западной окраине и части юга Восточной Пруссии. Многочисленные немцы на западе и севере Речи Посполитой составляли меньшинство, за исключением Жулав и северной Вармии. Евреи, которые во многих отношениях составляли отдельное сословие, были рассеяны по стране и, возможно, насчитывали 750 тыс. чел., из которых ⅔ жили в городах, где их купцы и торговцы были экономически очень активны. В результате первого раздела доля этнически польского населения сократилась до чуть более 50 % от общей численности; половина всех поляков теперь жила в Пруссии и Австрии. Прусские и австрийские власти ввели политику германизации в этнически оспариваемых районах до и во время разделов, которая поддерживала колонизацию поселенцами и ограничения на использование польского языка, начиная с Фридриха II, Марии Терезии и Иосифа II.^[7]

Положение крестьянства и вопрос об улучшении его положения стали одним из главных интересов и забот реформистских публицистов, главным из которых был король. Сейм 1768 г. запретил феодалам налагать смертную казнь на своих крепостных подданных, но попытка дальнейшего регулирования прав крестьян в Кодексе Замойского 1780 г. не увенчалась успехом. Лишь в 1791 г. Конституция 3 мая взяла крестьянство под защиту закона. Более решительной, но недолговечной попыткой отстаивать права крестьян был обнародованный Тадеушем Костюшко в 1794 году Поланецкий универсал. После первых разделов крестьяне пользовались ограниченными юридическими правами под прусской юрисдикцией, но более значительной защитой и проведением реформ в Австрии.^[8]

В Речи Посполитой около 64 % крестьян жили и работали в имениях феодалов, где условия значительно различались. 19 % в королевских владениях и 17 % на церковных землях испытывали более систематические улучшения в некоторых аспектах своего положения. Во второй половине века произошло более интенсивное расслоение крестьянского сословия от увеличения численности крайне обнищавшего элемента до образования зажиточных крестьянских групп. Образовательный уровень сельского крепостного населения повышался очень медленно, несмотря на усилия Эдукационной комиссии. Во времена экзистенциальной угрозы идея национальной самообороны встретила определённый отклик крестьян уже во время Барской конфедерации и в гораздо большей степени во время восстания Костюшко.^[8]

Горожане и дворяне[править | править код]

Как и во многих других европейских странах, эпоха Просвещения в Польско-Литовском государстве была периодом большого подъёма мещанского сословия, верхние слои которого составляли городские деловые и профессиональные люди, чье экономическое положение укреплялось и стремилось к расширению политического положения и влияния. В середине века города и их жители пребывали в плачевном состоянии, особенно в Литве. В западном Познанском воеводстве городское население составляло около 30 % населения, в восточных провинциях — ниже 10 %. Население некогда крупного город Данцига упало ниже 50 тыс. жителей, Варшава насчитывала менее 30 тыс. человек. Благодаря государственной защите и оживлению экономики ситуация улучшилась в последние десятилетия существования Речи Посполитой: около 1790 г. в Варшаве проживало более 100 тыс. человек; другие города росли медленнее, например Краков и Познань достигли 20 тыс. жителей.^[9]

При созыве сейма 1764 г. были учреждены дворянские комиссии порядка (boni ordinis), которые приняли некоторые меры для улучшения городской экономики, но их послужной список был неоднозначным, и только в эпоху Великого сейма были проведены значительные реформы. С 1775 г. дворянам больше не запрещалось заниматься «городскими профессиями». В 1791 г. бюргерам королевских городов было предоставлено право покупки сельской собственности, предоставлены придворные привилегии и доступ к государственным учреждениям и сейму, а шляхтичам был снят запрет занимать должности в городских управах. Учреждениям городского самоуправления было позволено действовать и развиваться беспрепятственно, и они были поставлены под правовую защиту. Бюргерское сословие теперь оказалось в выгодном положении по сравнению с положением своих собратьев в Силезии или в строго контролируемых государством районах, присвоенных Пруссией после Первого раздела, которые также подвергались немецкой колонизационной деятельности за счет польского городского люда. В присоединённых к Австрии регионах в городах не было значительного экономического прогресса.^[9]

Раннее капиталистическое развитие привнесло в города новые элементы социального расслоения, в том числе возникшую в последнее десятилетие независимости интеллигенцию, банкирскую, производственную и торговую элиты, а также быстро растущие плебейские неимущие группы, зарождающийся пролетариат. Законы и реформы 1764, 1791 и 1793 гг. предоставили привилегии прежде всего имущим и грамотным городским учреждениям.^[9]

Экономически и политически развивающийся городской класс становился все более важным в культурной жизни страны, начиная с вдохновленной немецкой культурой интеллектуальной деятельности в Данциге и Торуни примерно в середине XVIII в. и заканчивая строившими городские дворцы и покровительствовавшими культурным начинаниям богатыми варшавскими горожанами последних лет. Ученый и писатель Станислав Сташиц, ведущая фигура польского Просвещения, был самым выдающимся из неблагородных интеллектуалов того периода. Городская интеллигенция, сыгравшая решающую роль в распространении идеологии Просвещения, происходила как из обедневшей шляхты, так и из городских семей; некоторые из самых решительных сторонников движения за национальные реформы и лидеры левого крыла восстания Костюшко происходили из этой группы. Многие бюргерские сыновья учились в ведущих учебных заведениях Речи Посполитой и за рубежом. Радикальные идеи и течения легко усваивались политически очень активными элементами варшавских низов. Члены этой группы массово поддерживали реформистские постулаты Великого сейма, продвигали идеалы Французской революции, помогали распространять политическую литературу и были незаменимы во время восстания Костюшко.^[9]

Большинство дворянства (шляхты) хотело сохранить свое привилегированное положение, выступало против реформ в первые годы правления короля Станислава Августа и против Кодекса Замойского. В своем последнем акте обструкции многие дворяне присоединились к антиреформистской Тарговицкой конфедерации в 1792 году. Богатый, космополитический и образованный класс магнатов стоял особняком от остального дворянства. Их поместья во многих случаях были разделены разделами Речи Посполитой, и многие магнаты охотно служили иностранным интересам, хотя существовало реформистское меньшинство, в которое входили такие политические активисты, как Анджей Замойский и Игнаций Потоцкий. Жившее на присоединённых в ходе Первого раздела к Австрии и Пруссии территориях среднее дворянство более сильно политически и экономически пострадало, понеся тяжелые потери во время и после восстания Барской конфедерации. Подавляющее большинство дворян старшего возраста и тех, кто проживал в более отдаленных регионах страны, следовали традиционным сарматским способам и стилю, в то время как многие из более молодых и находившихся в более тесном контакте с варшавскими придворными кругами все больше вдохновлялись иностранными обычаями, особенно французской модой, и следовали часто утопическим тенденциям Просвещения.^[10]

После Первого раздела из 700 тыс. дворян Речи Посполитой 400 тыс. принадлежало к разнообразному мелкому дворянскому слою. Члены этой группы практически не имели собственности и быстро деградировали, поскольку в меняющихся политических и социальных условиях традиционно выполняемая ими для магнатов работа(служба в частных магнатских армиях, комплектование местных законодательных собраний, прислуга в поместьях и т. .) перестали пользоваться повышенным спросом. Мелкие дворяне держались за номинальные шляхетские привилегии до тех пор, пока это было возможно, но они теряли свой статус и часто были вынуждены становиться наемными рабочими или переселяться в города. Великий сейм 1791 г. обусловил участие в местных собраниях (сеймиках) минимальным годовым доходом от сельской собственности.^[10]

В какой-то мере общество становилось более эгалитарным, поскольку новые законы облегчили горожанам из высшего сословия получение дворянского статуса. Отныне социальный статус будет частично, но все больше зависеть от богатства. Во второй половине XVIII в. важным фактором продвижения эгалитарного мышления было растущее движение масонства, в которое входили наиболее видные деятели эпохи и не ограничивавшееся дворянством. Современное представление о нации как о сообществе всех социальных классов начало укореняться даже среди идеологов шляхты.^[10]

Культура[править | править код]

Образование и наука[править | править код]

Фундаментальная образовательная реформа, направленная на широкие слои общества, стремилась воспитать граждан просвещенных и занимающихся общественными делами, а также подготовленных по практическим предметам. Это в значительной степени способствовало как изменениям в общем менталитете, так и интеллектуальным достижениям польского Просвещения, когда Речь Посполитая снова стала одним из наиболее активных центров европейской культуры. Когда существованию польской государственности все больше угрожала опасность, образование рассматривалось как способ изменить преобладающий менталитет правящего шляхетского класса, прививая им чувство гражданского долга и позволяя им проводить необходимые реформы.^[11]

Первые значительные реформы школ иезуитов и пиаристов происходили уже с 1740-х годов. До Первого раздела насчитывалось около 104 церковных колледжей, десять академических и остальные на среднем уровне; по стране занятия посещали 30 — 35 тыс. студентов. Но позиции церкви слабели, так как некоторые слои общества попадали под влияние идеологии французского Просвещения. Ситуация созрела для государственного захвата и лаицизации школьного образования, что отражало господствовавшие в то время европейские тенденции.^[11]

Первая светская школа в Польше, «Школа рыцарства» или Дворянская академия кадетского корпуса, была основана в 1765 году, вскоре после прихода к власти Станислава Августа. Он служил в первую очередь образовательным потребностям военных, возглавлялся просвещенным магнатом Адамом Казимиром Чарторыйским и произвел на свет ряд будущих военачальников, в том числе Тадеуша Костюшко.^[11]

Общая и фундаментальная образовательная реформа стала возможной после подавления иезуитов, которые в то время руководили большинством колледжей. В 1773 г. сейм учредил для проведения реформ Комиссию народного просвещения, которая была уполномочена завладеть иезуитскими школами, имуществом и фондами. В состав Комиссии входили Анджей Замойский, Игнаций Потоцкий, епископы Михаил Понятовский и Игнацы Массальский; среди его сотрудников были педагоги, в том числе Гжегож Пирамович и Гуго Коллонтай. Комиссия по образованию реформировала все аспекты и уровни образования, от начального до высшего, и ввела новые светские программы обучения.^[11]

Среднее образование находилось в ведении двух крупных университетов, или «основных школ»: Краковского и Виленского университета, которые в то время находились в процессе комплексных реформ. В Кракове реформой руководил Коллонтай, который расширил несколько факультетов, особенно в области математики и физических наук, сделал упор на практическое применение академических предметов и ввел польский язык в качестве основного средства обучения. «Главная школа Короны» после долгого перерыва стала творческим научным центром. Эффективные реформы в Вильнюсе были проведены выдающимся математиком Марцином Почобутом-Одляницким. Подчиненные бывшие иезуитские средние школы по-прежнему комплектовались в основном учителями из распущенного ордена, которые обычно сотрудничали с новыми светскими правилами.^[11]

Многие другие школы находились под непосредственным руководством Комиссии по образованию, утвержденные учебные программы которой делали упор на точные науки и национальный язык, историю и географию; Латынь стала ограниченной, а богословие было упразднено. «Моральная наука», направленная на воспитание ответственных граждан, больше не основывалась на католической религии. Были также многочисленные приходские школы, которые не входили в официальную сферу деятельности Комиссии, но продолжали оказывать существенное влияние на её работу. Общество начальной книги, основанное в 1775 г., выпустило 27 современных учебников, в основном для среднего образования.^[11]

Среди крестьянского населения образовательный прогресс был ещё скудным. Было около 1600 приходских школ в 1772 г., что составляло не более половины их прежнего числа примерно на рубеже XVI—XVII веков. В эпоху Великого сейма было открыто больше сельских школ, и в то время было зачислено больше девочек.^[11]

Результатом деятельности Комиссии национального просвещения стало величайшее культурное достижение польского Просвещения. Образовательные реформы подверглись резкой критике со стороны консерваторов, но новая политика была успешно защищена и оставалась в силе на протяжении всего существования Речи Посполитой. Польско-литовское государство оказалось в числе ведущих европейских стран по организации и качеству образования на академическом и среднем уровнях; Комиссия оказала глубокое влияние на господствовавшие в обществе взгляды не только в свое время, но и в XIX в.^[11]

Был прогресс в области образования и на землях, присвоенных Пруссией и Австрией после Первого раздела. Общее образование становилось все более доступным для недворянских классов (обязательное для всех в Пруссии), но знание немецкого языка было необходимо для достижения более чем самого базового образовательного уровня.^[11]

Наука, основанная на рационализме и эмпиризме, ломала свою зависимость от религии, стремясь к более глубокому пониманию природы и общества. Цель состояла в перестройке общества с научной точки зрения и облегчения эксплуатации природных ресурсов с помощью знаний, что также уделяло большое внимание прикладным отраслям научных дисциплин. Современные научные представления активно развивались в Западной Европе со второй половины XVII в., когда Речь Посполитая вступала в период отсталости; поэтому нынешнее состояние знаний должно было быть ассимилировано и использовано для местных нужд во второй половине XVIII в.^[12]

Современные исследования в области астрономии проводились Марцином Почобуттом в Вильнюсе и Яном Снядецки в Кракове. Среди математиков были два вышеупомянутых исследователя и Михал Хубе из Торна. Ян Яскевич и Юзеф Осинский были химиками, заинтересованными также в технических и промышленных применениях.^[12]

Выдающимся натуралистом был Ян Кшиштоф Клюк, который исследовал и описал флору и фауну Польши и применил свои знания в сельском хозяйстве. Картография и составление карт были крупным проектом военного назначения, которым руководил король. Кароль де Пертес составил только карты западной части страны. Ян Потоцкий много путешествовал и оставил выдающиеся письменные отчеты о своих приключениях. Медицинские знания развивались в основном в двух университетах, где модернизировались и реформировались их организационные структуры; основными фигурами были Анджей Бадурский и Рафал Черняковский в Кракове..^[12]

Антоний Поплавский и Иероним Стройновский были экономистами и приверженцами физиократии. Ведущие интеллектуалы того времени Гуго Коллонтай и Станислав Сташич также придерживались физиократических взглядов, но также выступали за государственный протекционизм в соответствии с правилами меркантилизма и камерализма. Государство должно было защищать крестьянина как создателя сельскохозяйственных богатств и помогать в развитии промышленности и торговли.^[12]

Современная история и историография развивались благодаря работам Феликса Лойко-Рендзейовского, который первым применил статистику, и особенно епископа Адама Нарушевича. Нарушевич завершил свою «Историю польского народа» только до 1386 г., но также оставил собрание весьма ценных для исторических исследований исходных материалов и критически отнесся к более поздним деструктивным тенденциям в шляхетской политике.^[12]

Просветительский вклад польской науки был скромнее, чем вклад эпохи Возрождения, но общие усилия по расширению и популяризации привлекательности науки и знания означали их новую социальную роль. Было много учебников, переводов, популярных очерков и периодических изданий, «Историко-политический дневник Петра Свитковского из Варшавы» был ярким примером последней категории..^[12]

Литература и искусство[править | править код]

Польская литература эпохи Просвещения носила преимущественно дидактический характер. Произведения её основного течения были классицистическими по форме и рационалистическими по социальному мировоззрению. Было много острых полемических обменов, для которых часто использовалась форма сатиры. Этот жанр практиковали Францишек Богомолец и Адам Нарушевич, а в наиболее развитой форме — епископ Игнатий Красицкий. Красицкий, прозванный «Принцем поэтов», написал также ранние и поучительные по своему характеру польские романы «Приключения Николая Бывалого» и «Лорд Стюард». Он был крупной литературной фигурой того периода и членом ближайшего окружения королевского двора Станислава Понятовского. Сатиры Красицкого «Монахомахия» и « Антимонахомахия» высмеивали менталитет и взгляды католических монахов. Другим поэтом из королевского круга был Станислав Трембецкий, также известный своими панегириками.^[13]

Богомолец был давним редактором периодического журнала «Монитор», который критиковал существующие социальные и политические отношения и продвигал ценности и добродетели гражданства. Из-за господства дворянского сословия в польском обществе и его культуре реформаторам стало очевидно, что литературный образец гражданина, который они создавали, сначала просто пытаясь импортировать западноевропейские образцы, в польских условиях должен был принять форму «просвещенного сармата». Идея современного прогрессивного дворянина была развита Красицким в его произведениях и достигла своего полного воплощения в эпоху Великого сейма.^[13]

Большая часть интеллектуальной жизни была сосредоточена вокруг королевского двора. Ведущие писатели, художники и ученые приняли участие в «Ужинах по четвергам» в Королевском замке в Варшаве. Обеды были форумом, предоставленным королем, щедрым спонсором деятельности интеллектуальной элиты, для обсуждения их интересов, в том числе текущих важных государственных дел. Принятие европейских идей Просвещения в Содружестве во многом было связано с участием короля.^[13]

Большая часть интеллектуальной жизни была сосредоточена вокруг королевского двора. Ведущие писатели, художники и ученые приняли участие в «Ужинах по четвергам» в Королевском замке в Варшаве. Обеды были форумом, предоставленным королем, щедрым спонсором деятельности интеллектуальной элиты, для обсуждения их интересов, в том числе текущих важных государственных дел. Принятие европейских идей Просвещения в Содружестве во многом было связано с участием короля..^[13]

Другие центры художественного и политического дискурса приобрели известность за счет королевского двора и его влияния с ростом радикализации общественных настроений. В ответ на пагубные для страны события, из которых больше всего смущали иностранное господство и разделы, образовались новые выходы для творческой деятельности. Кузница Коллонтая периода Великого сейма была одной из групп, которые хотели дистанцироваться от партии королевского двора. Других писателей более новой разновидности поддерживало покровительство богатых бюргеров. Все они стали очень влиятельными среди просвещенной знати и широкой публики Варшавы, часто происходили из обездоленной или иным образом деградировавшей шляхты, и их труды охватили сферы литературы и журналистики политических мнений, опубликованные во многих брошюрах. Плодовитый писатель до и около 1790 г. Францишек Салези Езерский был ведущим и сострадательным критиком шляхетского правительства и защитником низших социальных слоев. Якуб Ясинский был поэтом лидером левой фракции польских якобинцев и генералом во время восстания Костюшко. Более радикальные политические писатели отвергали концепцию «благородной нации» и обращались ко всему населению, часто подчеркивая важность его низших классов, крестьянства и городского плебея, а также в борьбе за независимость.^[13]

Другое, совершенно иное течение в литературе находилось под влиянием французского рококо и основывалось более непосредственно на сентиментализме, все более популярном в Европе после публикации романов Жан-Жака Руссо. В Польше модные тогда фольклорные элементы и произведения крестьянского творчества иногда точно и убедительно использовались в рамках сентиментальных жанров (например, пастораль). Наиболее успешными в этой области были лирические поэты Францишек Дионизы Князьнин и Францишек Карпинский, которые позже оказали влияние на польских писателей эпохи романтизма.^[13]

Сентиментальных писателей и художников поддерживала магнатская семья Чарторыйских. Связанные с королем, они дистанцировались от него и в 1780-х годах взрастили на своей резиденции в Пулавах крупнейший провинциальный центр культуры. Английский парк Изабелы Чарторыйской должен был имитировать девственную природу и тесно связать резиденцию с её деревенской, а не городской средой. Чарторыйские соперничали с королевским двором в своем стремлении конструктивно влиять и реформировать дворянство (которое все ещё должно было контролироваться классом магнатов), но, действуя в других условиях, они выбрали альтернативные способы социального убеждения и художественного выражения. Они подчеркнули исторические традиции страны и необходимость их эволюции в современное государство и общество.^[13]

Эпоха Просвещения также принесла возрождение польского национального театра. Пьесы на польском языке были инициированы в главном театре Варшавы усилиями Станислава Августа с 1765 года (часто французские пьесы адаптированы или переработаны Францишеком Богомолецем, а затем Францишеком Заблоцким). Первыми полноценными польскими пьесами были патриотические «Возвращение депутата» Юлиана Урсина Немцевича (1790 г.) и фольклорные «Краковцы» и «Гурале» (названия этнографических (фольклорных) групп юга Малой Польши) многолетнего директора театра Войцеха Богуславского. Последний был поставлен как новаторское и воодушевляющее оперное зрелище прямо перед началом восстания Костюшко.^[13]

В области музыки и изобразительного или пластического искусства существовала преемственность с предыдущим периодом саксонских монархов. Чтобы добавить блеска своему положению, короли и магнаты содержали и поддерживали художников, скульпторов, архитекторов и музыкантов разных национальностей, включая поляков, немцев, французов и итальянцев.^[14]

Двор семьи магнатов Огинских был музыкально настроен, и сами Огинские произвели двух известных композиторов: Михала Казимира Огинского и Михала Клеофаса Огинского. Поселившийся в Польше словак Мацей Каменский написал первую польскую оперу «Счастье в несчастье», поставленную в Варшаве в 1778 году. Чех Ян Стефани написал музыку к «Краковицам» и «Гурале». Помимо нескольких польских опер, показанных в разных местах, все большее развитие и популярность становились инструментальные стили светской музыки, что было связано с (характерной для того времени) общей лаицизацией художественных вкусов.^[15]^[14]

В расцвете архитектуры и живописи преобладала манера классицизма, присутствовали и более эклектичные течения. Произведения барокко и рококо продолжались во второй половине XVIII в., а к концу периода появились формы, соответствующие литературному сентиментализму.^[14]

Церкви и монастырские кварталы строились в основном в стиле барокко до конца века. Архитектура рококо совпала с началом польского Просвещения. Он создал прекрасно украшенные, более частные и интимные комнаты и другие помещения, подчиненные структуры, на которые были разделены более крупные здания. Рококо представлен жилым комплексом семьи Мнишек в Дукле и Уяздовским замком в Варшаве, перестроенным в этом стиле Эфраимом Шрегером.^[14]

Классицистические постройки с французским влиянием представляли собой симметричные одиночные здания, часто с колоннадами и центральными куполами. Они были инициированы в 1760-х годах из-за художественных предпочтений Станислава Августа. Король приказал переделать интерьер Королевского замка, а после 1783 года летний Лазенковского дворца в стиле классицизма перестроил Доменико Мерлини. Лазенковский парк украсили скульптуры Андре Лебрена. Протестантская церковь Святой Троицы в Варшаве (архитектор Шимон Богумил Цуг) была построена по образцу римского Пантеона, а классический стиль подражали во многих бюргерских резиденциях в городах и провинциальных дворцах знати. В это время сложился наиболее представительный тип шляхетской усадьбы с тимпаном над входом.^[14]

Замок в Варшаве и Лазенковский дворец были украшены картинами Марчелло Баччарелли, который также создал множество портретов, в том числе польских исторических, и породил многих талантливых молодых местных художников. Французский художник Жан-Пьер Норблен, привезенный в Пулавы Чарторыйскими, создал множество актуальных событийных, исторических и пейзажных сцен поразительной индивидуальности и реализма. Его художественное влияние полностью осозналось в XIX в. Среди польских художников ведущими фигурами были профессора в Вильнюсе и Кракове Францишек Смуглевич и Юзеф Пешка. Тадеуш Кунце работал в основном в Риме, а Даниэль Ходовецкий — в Берлине.^[14]

Первые реформы, восстание шляхты, первый раздел[править | править код]

Реформы Фамилии, избрание Станислава Понятовского, дисидентский вопрос и Радомская конфедерация[править | править код]

Последние годы правления Августа III ускорили распад Речи Посполитой. Коррупция и анархия исходили из придворных кругов и охватили также ведущие фракции Чарторыйских и Потоцких. Гетман великий коронный Ян Клеменс Браницкий пользовался популярностью среди регулярной шляхты и был среди ведущих олигархов. Россия вышла из Семилетней войны без каких-либо приобритений, но союзом с Пруссией приобрела решающее значение в делах слабого, подверженного чужеземным посягательствам и неспособного к самостоятельному функционированию Содружества.^[16]

В этих обстоятельствах партия Чарторыйских «Фамилия» рассматривала союз с имперской Россией как наиболее жизнеспособный вариант для польско-литовского государства. Особая возможность возникла из-за того, что связанный с их фракцией Станислав Понятовский во время недавнего пребывания в качестве посланника в Санкт-Петербурге имел личные отношения с новой императрицей Екатериной II. Непопулярные в то время среди большей части шляхты Чарторыйские намеревались, по сути, совершить государственный переворот с участием русских войск и свергнуть правление саксонского двора и лидера придворной партии Ежи Августа Мнишека. Представители «Фамилии» поддержали политические шаги Екатерины в Курляндии, но из-за опасений царицы их планы осуществились только после смерти Августа III.^[16]

По приглашению Чарторыйских русские войска вошли в страну и помогли bv поставить под свой контроль сейм 1764 года (маршалом сейма был Адам Казимир Чарторыйский). Сопротивление «республиканской» фракции во главе с гетманом Браницким и Каролем Радзивиллом было преодолено, и лидеры оппозиции были вынуждены покинуть страну. Затем Анджей Замойский представил программу конструктивных реформ, которая включала правило большинства в парламенте, создание постоянного исполнительного совета (по рекомендации Станислава Конарского) и превращение высших должностей республики в коллективные органы. Фридрих II и прусские дипломаты в сотрудничестве с Петербургом и шляхетской оппозицией смогли сорвать большую часть запланированной реформы. Частичные реформы, проведенные при поддержке Екатерины, были ещё значительны и представляют собой начало «просвещенного» периода, когда польско-литовское государство пыталось принять ряд давно назревших мер и таким образом спасти свое существование. Парламентские правила стали более функциональными, депутаты больше не были связаны инструкциями, издаваемыми делегировавшими их местными собраниями (сеймиками), в вопросах, касающихся казначейства и экономики, было введено большинство голосов (что ослабило требование единогласие, до сих пор обеспечиваемое liberum veto). За военными (гетманскими) и казенными высшими чинами закреплялись соответствующие парламентские комиссии, что ограничивало их полномочия. Также была предпринята реформа важных для городского мещанского сословия вопросов, которая включала отмену частных и введение общих таможен, а также частичное ограничение юридиков.^[16]

Королевские выборы 1764 года происходили в присутствии русских войск. Выборщики шляхты, собравшиеся под Варшавой, последовали желанию императрицы и выбрали Станислава Понятовского, который стал королем как Станислав Август Понятовский. Для партии Чарторыйских возвышение человека, который не был центральной или старшей фигурой их клана, в конце концов, было чем-то вроде разочарования. Этот аспект повлиял на их будущие отношения с королем, который также дистанцировался от Фамилии, и, не имея поддержки какой-либо крупной внутренней фракции или решительного личного характера, сильно зависел от своих русских покровителей. Новым королем был мужчина чуть за тридцать, хорошо образованный, настроенный на реформы и знакомый с политической практикой и отношениями в Речи Посполитой и других европейских странах благодаря путешествияи. Станислав Август был покровителем искусств и наук; как и другие личности его эпохи, он особенно заботился о своей карьере и благополучии. Король начал правление со слабого и неполноценного положения, а позже, часто лишенный легитимности и поддержки со стороны знати, не смог существенно улучшить свое политическое положение. Тем не менее, Понятовский был человеком, вокруг которого будут вращаться дела Польши и Литвы в течение последних трех десятилетий их независимого существования и чье влияние (и недостатки) могло иметь решающее значение для её судьбы.^[16]

Коронация и коронационный сейм состоялись в 1764 году, в первый и последний раз в Варшаве. Провозглашенная ещё до созыва сейма всеобщая конфедерация оставалась в силе, что было механизмом для защиты сейма от вето, более легкий для контроля конфедеративный сейм. Там были предприняты шаги, чтобы закрепить недавние успехи законодателей Фамилии, и король принял меры, чтобы способствовать более эффективному правительству. Было созвано регулярное совещание короля и его министров, и специальная комиссия взялась за реформу денежного дела. При царских городах создавались «Комитеты благоустройства» для помощи в местных казенных и хозяйственных делах. Новый канцлер Анджей Замойский взял на себя защиту городов. Доходы государственной казны быстро росли. Учреждение кадетского корпуса было скромным предвестником намеченной военной реформы. Однако уже в 1765 г. Фридрих II вынудил отказаться от неудобных для прусского экономического проникновения общих таможен, и вскоре встревоженная доносами польской оппозиции сама Екатерина II выступила против реформ, реформаторского движения и короля.^[16]

Король и «Фамилия» подверглись нападению со стороны русских и прусских интересов, формально — из-за положения христиан-некатоликов (православных и протестантов), чью основу составляли не дворяне и чьи политические и религиозные права в Речи Посполитой были значительно ограничены и сокращались уже более целого столетия, особенно в 1717 и 1733—1736 гг. Члены религиозных меньшинств возражали и обращались к польским королям и парламентам, а также к иностранным сторонникам, которые со ссылкой на соответствующие статьи Оливского договора 1660 г. и Договора о вечном мире 1686 г. неоднократно вмешивались. Новое правление Станислава Августа в сочетании с постулатами терпимости Просвещения, казалось, открыло новые возможности для улучшения ситуации с религиозным инакомыслием.^[17]

Предложения несогласных, направленные на возврат к ранее практиковавшейся политике религиозного равенства, были отклонены на сейме в 1764 году, но после иностранных призывов несогласные получили поддержку Дании, России и Пруссии. «Фамилия» в то время отвергла религиозную реформу из-за боязни вызвать недовольство масс фанатично нетерпимого дворянства и поощрения регионального политического инакомыслия в Королевской Пруссии и Великом княжестве Литовском, когда они пытались укрепить недееспособное центральное правительство. Их идея и идея короля заключались в постепенном развитии в этом вопросе сначала посредством общественной просветительской кампании, такой как статьи, опубликованные в «Monitor».^[17]

Во время сейма 1766 года Россия и Пруссия через своих посланников Николая Репнина и Гедеона Бенуа и воспользовавшись ожесточенной оппозицией к «Фамилии», заблокировали дальнейшие ограничения на привилегию liberum veto. Под защитой новых отправленных в Польшу русских войн несогласные создали конфедерации в Слуцке и Торуни. Репнин инициировал создание католической антифамильной Радомской конфедерации знати во главе с Каролем Радзивиллом якобы для защиты «веры и свободы». С надеждой на свержение Станислава Августа конфедераты осудили реформы и отправили делегацию к императрице, прося её гарантировать традиционную шляхетскую систему управления в Речи Посполитой. Екатерина и Репнинв значительной степени разочаруют просителей Радомской конфедерации, но также помешают большей части реформ.^[17]

Униженный Станислав Август смог наладить отношения с Екатериной и Репниным. На сейме 1767 г. Репнин потребовал восстановления прав религиозных меньшинств, что было встречено яростным сопротивлением католиков, в том числе епископа Каетана Солтыка, которого Репнин арестовал и сослал в российскую Калугу. Репнина поддержал глава сеймского комитета Габриэль Подоский, который готовило новую конституцию основных законов и был награждён должностью примаса.^[17]

Первыми были восстановлены старые права религиозных инакомыслящих, как в сфере правомочности государственных функций, так и в сфере свободы религиозной практики. Тем не менее католицизм был утвержден в качестве господствующей религии, а отступничество по-прежнему подвергалось суровым наказаниям. Затем делегация сейма выделила «неизменные» кардинальные законы государства, в том числе «свободные выборы» королей, liberum veto, право бросить вызов королю, исключительное право дворянства занимать должности и владение земельными поместьями, управлять имением и крестьянами, за исключением применения смертной казни, правовой защиты neminem captivabimus, союза с Великим княжеством Литовским и отдельных привилегий, которыми исторически пользовалась Королевская Пруссия. Права инакомыслящих и кардинальные законы были гарантированы Екатериной II, которая сделала Речь Посполитую зависимым государством, лишив её возможности односторонне менять свои собственные законы.^[17]

Остальные вопросы государства и экономики должны были решаться сеймом, а экономические вопросы решались только большинством голосов. Станиславу Августу помешали сформировать зарождающееся исполнительное правительство Постоянный совет. Предложения были приняты «Репнинским сеймом» вопреки протесту делегата Юзефа Выбицкого в марте 1768 г. Радомские конфедераты заключили мир с королем, и до поры до времени казалось, что политика Репнина возобладала и останется полностью торжествующей.^[17]

Барская конфедерация, первый раздел, Разделительный сейм[править | править код]

Законодательство Репнинского сейма положило конец попыткам Фамилии навязать реформы, но не принесломира и стабильности, поскольку Репнин настроил против себя как разочарованных магнатов, так и ощущавших ущемление своих свобод обычных дворян. Сейм ещё не заседал, когда 29 февраля 1768 года в Баре на Подолии была образована Барская конфедерация с целями сохранения привилегий католической религии и шляхты, а также независимости государства. К горстке местных дворян вскоре присоединились их собратья из окрестных воеводств и часть вооруженных сил. Однако маршал конфедерации Юзеф Пулавский имел в своем распоряжении всего 5 тыс. человек с посредственным снаряжением, и вскоре они были побеждены превосходящими русскими и королевскими польскими войсками. За капитуляцией конфедератов под предводительством Казимира Пулавского в яростно обороняемом Бердичеве последовала капитуляция Бара 20 июня. Лидеры конфедерации и остатки их армии нашли убежище в вассальном Османской империи Молдавском княжестве, но предстояло ещё несколько лет волнений и восстаний (1768—1772 гг.).^[18]

На Волыни в 1767 г. была распространена брошюра «Суплика Торчина», призывающая к облегчению и правам крестьян. Годом позже напряженность среди сельского населения привела к Колиивщине, начало которого совпало с подавлением шляхетского восстания на Подолии. Крестьянские массы были взволнованы слухами о захвате православных храмов униатской церковью, поддержке императрицей войны против польских помещиков и совершенных конфедератами преступлениях. Их недовольство ещё больше подогревалось возросшим бременем, связанным с расширением фольварков на восток вплоть до реки Днепр, они яростно выступили против шляхты и их еврейских арендаторов и управляющих недвижимостью, яростнейшим элементов противостояния стала Уманская резня. Украинское восстание под предводительством казачьих полководцев Ивана Гонты и Максима Зализняка было безжалостно подавлено польской короной и русскими войсками, но привело к беспорядкам в других частях Речи Посполитой и помешало конфедератам обратиться за поддержкой к крестьянам.^[18]

Тем временем шляхетские проблемы набирали обороты, поскольку новые конфедерации создавались в западных провинциях и в Великом княжестве Литовском. Восстание в Кракове, которое произошло вскоре после падения Бара, закончилось капитуляцией после месячной осады, но было очевидно, что боевые действия будут продолжаться. Начавшаяся в октябре 1768 г. русско-турецкая война породила у конфедератов новые надежды. Заинтересованная в ослаблении России Франция подстрекала Османскую империю к войне с Россией и поддерживала повстанцев-конфедератов деньгами, оружием и профессиональными военными кадрами, а Австрия в 1769 году в Бяле предоставила убежище руководству конфедератов (так называемому генералитету).^[18]

Однако у союзников были разные цели и интересы. Магнатская олигархия хотела сместить Станислава Августа и заменить его представителей прежней династии Веттинов. Генералитет объявил о свержении короля в 1770 году, как раз тогда, когда Станислав Август обдумывал возможность отказа от союза с Екатериной и достижения взаимопонимания с движением Барской конфедерации. Среднее дворянство боролось за национальную независимость, но в консервативных представлениях о незыблемости своего привилегированного положения, а также положения католической церкви, что ограничивало привлекательность всего начинания (армия дворянского восстания в основном была не дворянская, а города симпатизировали королю). В вооруженном восстании участвовало 200 тыс. человек, но не более 10-20 тыс. в конкретный момент времени. Кавалерии не хватало снаряжения, дисциплины и подготовки, армии в целом не хватало профессионального единого командования и значительной пехотной составляющей. Готовые к самопожертвованию конфедераты не могли сравниться с русским солдатом как по боевым качествам, так и по количеству. Стратегия повстанцев была основана на партизанских преследованиях, проводившихся в разных местах, что разрушало страну, не создавая реальной возможности окончательной победы.^[18]

В конце 1770 года конфедераты во главе с французским советником генералом Шарлем Франсуа Дюмурье и Казимиром Пулавским попытались установить постоянную линию обороны вдоль берегов верхней Вислы, но в итоге им удалось на значительный период удержить только Ланцкорону и Тынец. Попытки возобновить боевые действия в Литве не увенчались успехом, а Юзеф Заремба добился лишь временных военных успехов в Великой Польше. Неудавшееся похищение короля в 1771 году уменьшило внутреннюю и внешнюю поддержку конфедерации. В 1772 году в страну вошли войска Австрии, Пруссии и России для раздела её территории, и движение подходило к концу. Гарнизон замка Вавель продолжал сопротивляться, до 18 августа удержалась только крепость Ченстохова под командованием Казимира Пулавского. Восстание закончилось, и лидеры конфедератов покинули страну.^[18]

Барская конфедерация заставила пересмотреть стратегию России под руководством Репнина и привела к его падению. Отвлечённая крупной войны с Турцией империя решила согласиться с Фридрихом на сокращение территории своего беспокойного польского союзника, что привело к первому разделу Речи Посполитой.^[18]

Заоевавшая по итогам Семилетней войны Силезию королевство Пруссия направило свою экспансионистскую деятельность на устье Вислы и Королевскую Пруссию . Но первые реальные шаги в процессе раздела были предприняты Австрией, которая в 1769 г. захватила Спиш, а в следующем году — графства Чорштын, Новы-Тарг и Новы-Сонч. Русско-прусское соглашение было подписано в начале 1772 г., к нему присоединилась Австрия. Фактические новые границы были определены в конвенции, подписанной в Петербурге 5 августа 1772. Конвенция указывала распад государства, анархию и фракционность в числе оснований для раздела территорий Речи Посполитой. Во время Первого раздела Австрия и Пруссия наиболее рьяно добивались расчленения своего слабого соседа и захватили значительные куски польских земель, выходящие за рамки иногда расплывчатых спецификаций конвенции; захваченные Россией восточные части Великого княжества Литовского и инфлянтское воеводство (Польская Ливония) имели более незначительное значение.^[19]

Инициатор схемы раздела Пруссия получила территорию площадью 36 тыс. км² с населением 580 тыс. человек: Эрмландию (Вармию), Померелию (Гданьское Поморье), Мальборкское воеводство, Хелминскую землю и бассейн реки средний-верхний Нотец, но без Данцига и Торуни. Австрия заняла южные части Краковского и Сандомирского воеводств, а также Русское воеводство общей площадью 83 тыс. км² с 2,65 миллиона жителей. Присоединённые территории были оформлены австрийцами в Королевство Галиции и Лодомерии. России досталось 92 тыс. км² и 1,3 млн человек. Армия Речи Посполитой численностью не более 10 тыс. человек не оказывала сопротивления..^[19]

После первого раздела Речь Посполитая сохранила жизнеспособность и стала буферным государством между тремя конкурирующими державами, но её экономический потенциал сильно сократился. Пруссия контролировала нижнюю часть Вислы и, следовательно, польский экспорт сельскохозяйственной продукции; соляные шахты были потеряны в пользу Австрии. Большая концентрация поляков теперь проживала в прусском и австрийском государствах, что подвергло их давлению германизации и снизило процент этнически польского населения в оставшейся части Речи Посполитой.^[19]

Триумвират потребовал, чтобы Речь Посолитая официально одобрила раздел, в противном случае угрожая дальнейшими территориальными посягательствами. Король Станислав Август обратился к европейскам дворам, но только отдельные лица осудили раздел, в том числе Жан-Жак Руссо, Габриэль Бонно де Мабли и Эдмунд Берк. «Разделительный сейм» был созван в 1773 году и, несмотря на возражения некоторых депутатов (в частности, Тадеуша Рейтана и Самуэля Корсака), под давлением ратифицировал соглашение о разделе. Также были навязаны невыгодные торговые соглашения, особенно с Пруссией. Разделяющие державы были явно склонны вмешиваться в польские дела по своему желанию, и будущее Республики Обеих Наций выглядело зловещим.^[19]

Разделительный Cейм 1773—1775 гг. также внес ограниченные, но существенные улучшения в политическую систему и управление уменьшенного государства. Фридрих II и Никита Панин уже решили не допускать существенных изменений в сферах, ранее определённых как «кардинальные законы». Их точку зрения представляли Гедеон Бенуа и новый российский посол Отто Магнус фон Штакельберг. Внутренняя оппозиция или реформаторские фракции исчерпали себя. Активисты движения Барской конфедерации эмигрировали или были сосланы в Сибирь, препиравшиеся друг с другом Фамилия и король теперь не имели широкой народной поддержки и доверия императрицы. В этих обстоятельствах ведущую роль взяли на себя более посредственные личности, такие как маршал Адам Понинский, который руководил обсуждением Разделительного сейма.^[19]

Чтобы предотвратить нарушение свободы вето, Сейм был создан как конфедерация, и была созвана специальная делегация для подготовки и предложения новой «конституции» сейма (законодательства). Основные споры разгорелись вокруг вопроса об учреждении и форме постоянного совета (Rada Nieustająca, исполнительного органа), необходимость которого к тому времени стала очевидной. Клика магнатов во главе с Августом Казимиром Сулковским хотела решительно ограничить влияние короля. Но Станиславу Августу удалось убедить русских в необходимости эффективного правительства и создать совет, где были бы ограничены некоторые его прерогативы, но в большей степени прерогативы ранее весьма могущественных министров-магнатов, поставленных под контроль нового совета. Совет, окончательно созданный в 1775 году, возглавлялся королем, в нём было избрано 36 членов, по половине от каждой палаты сейма, и он правил большинством голосов (в случае равенства голосов решающим был голос короля). Министры находились под надзором пяти параллельных отделов Совета: иностранных интересов, полиции или надлежащего порядка, вооруженных сил, юстиции и казначейства. Совет, в дополнение к своим административным обязанностям, будет представлять королю по три кандидата для каждой кандидатуры в Сенат и другие главные должности.^[20]

Модернизированная и реорганизованная армия должна была быть увеличена до 30 тыс. человек, финансируясь за счёт введенных в рамках казначейской реформы налогов и таможенных пошлин. Экономические трудности помешали, как и прежде, достижению поставленных целей, и государство смогло содержать лишь половину намеченных вооруженных сил. Единственным бесспорным достижением сейма 1773—1775 гг. было учреждение Комиссии народного просвещения, посредством которой должна была быть модернизирована система образования страны. Шлахте было разрешено заниматься «городскими» профессиями, а улучшение правового положения их подданных обсуждалось, но не предпринималось никаких действий. Снова были собраны кардинальные законы, иностранцам, детям и внукам правителя запрещалось принимать корону Речи Посполитой. Разработанное законодательство было подтверждено гарантиями Австрии, пруссии и России.^[20]

Совет и его властные прерогативы оспаривались магнатской оппозицией во главе с Франциском Браницким, который пытался дискредитировать перед судом императрицы короля, совет и посла Штакельберга). Усилие не увенчались успехом, и в 1776 г. военное ведомство Совета взяло на себя практическое управление армией, и были осуществлены значительные сокращения власти, традиционно принадлежавшей гетманам. Король назначал офицеров и командовал гвардией. В конечном итоге от цели увеличения численности вооруженных сил отказались Реформы Разделительного сейма, подвергавшиеся интригам и обструкции и так и не реализованные полностью (особенно военно-казначейские аспекты), тем не менее, стали необходимой основой для создания зарождающегося движения «Республика Просвещенных». Так и оказалось, несмотря на то, что этому сейму не хватало (помимо монарха) просвещенных вождей, подобных тем, которые вскоре станут видными в эпоху надвигающихся реформ Великого сейма.^[20]

Великий сейм и реформы[править | править код]

Замойский кодекс, формирование реформистской партии и плана реформ[править | править код]

Попытки реформировать и спасти распадающееся государство до сих пор не увенчались успехом, в то время как страна потеряла часть своей территории. Стало очевидным, что более фундаментальное обновление будет возможно только после того, как более молодые и просвещенные магнаты и более широкие массы среднего дворянства вовлекутся и поддержат процессы и цели реформ. Это была тяжелая борьба, поскольку большинство магнатов по-прежнему активно противостояли королю, в то время как разнообразная по взглядам, но молодая олигархия, в которую входили Адам Казимир Чарторыйский, Игнацы Потоцкий, Станислав Костка Потоцкий, Францишек Ксаверий Браницкий, Северин Ржевуский и Михаил Казимир Огинский), в то время как малое дворянство имел тягу к консервативзму и политическо дезориентированности.^[21]

Бывший коронный канцлер и противник Репнина Анджей Замойский был уполномочен сеймом 1776 года для работы над сводом законов, направленным на унификацию законов Речи Посполитой. Среди сотрудников Замойского были реформаторы Иоахим Хрептович и Юзеф Выбицкий. Выбицкий написал в 1777 году «Патриотические письма», в которых он изложил основные темы реформаторского движения: укрепление центральной власти и новые постулированные отношения между социальными классами, включая, в частности, улучшение положения горожан и крестьян.^[21]

Предлагаемый кодекс касался некоторых из этих вопросов, не нарушая основных привилегий шляхты. Например, более крупные города смогут посылать ограниченные представительства на заседания сейма или, что недоброжелатели сочли особенно оскорбительным, будут разрешены смешанные дворянско-крестьянские браки. Папские буллы могли быть опубликованы только с разрешения государства, что заставило папского нунция Джованни Андреа Аркетти энергично противостоять законам с помощью посла Штакельберга. Демагогическая пропаганда легко убедила шляхетских депутатов, и сейм 1780 г. решительно отверг уложение.^[21]

В течение 1780-х годов происходила дальнейшая поляризация шляхетского господствующего класса, но укреплялся и реформаторский лагерь, ибо для многих становилась все более очевидной необходимость и неизбежность перемен. Наиболее консервативные из магнатов постулировали полную децентрализацию центров власти, но прогрессивное и просвещенное молодое поколение все больше шло по пути эффективных реформ. Политическое беспокойство охватило и остальные социальные классы и нашло свое выражение в невиданном взрыве полемических материалов. Действовали неофициальные центры формирования общественного мнения, в том числе салонные общества, например, во главе с Изабеллой Чарторыйской или Катаржиной Коссаковской, или масонство.^[21]

В период, предшествовавший Великому сейму, особое значение имели труды и деятельность политически независимых ученых и реформаторов Станислава Сташица и Гуго Коллонтая. Оба были членами католического духовенства, но ни один из них не воздерживался от временами занимать социально радикальные позиции..^[22]

Станислав Сташиц происходил из мещанской семьи в Пиле, много учился за границей, особенно в Париже, и стал наставником детей Анджея Замойского. Он опубликовал две важные работы: «Заметки о жизни Яна Замойского» (1785 г.) и «Предупреждения для Польши» (1787 г.). Сташич выступал за укрепление королевской власти, наследственную преемственность, мажоритарное голосование в сейме и равное представительство в нём горожан и знати (а также равные права в целом). Армию пришлось увеличить. Наиболее фундаментальное значение имели для него социальная и экономическая политика. Он хотел защитить внутреннюю торговлю и ремесла, в положении угнетенного крестьянского класса он видел слабость страны, им он хотел предложить государственную защиту и реформу трудовых повинностей.^[22]

Гуго Коллонтай был скорее политическим деятелем. Он происходил из среднего дворянства Волыни. Коллонтай учился в Риме, а затем стал активно участвовать в работе Комиссии по национальному образованию, особенно проводя реформу Краковской академии. Он написал « Анонимные письма Станиславу Малаховскому» и « Политическое право польского народа» (оба завершены к 1790 г.). Взгляды Коллонтая, близкие взглядам Сташица, были более тактически приспособлены к реальным возможностям и не были свободны от противоречий. В эпоху Великого сейма он стал главным лидером патриотического лагеря. Несколько менее радикальный, чем Сташицц в социальных вопросах, Коллонтай, тем не менее утверждал, что «земля, где человек является рабом, не может претендовать на свободу». Его главной заботой была реформа национального правительства, и некоторые из его постулатов нашли свое окончательное выражение в Конституции от 3 мая 1791 года, которую он написал в соавторстве.^[22]

Молодой Юзеф Павликовский самым решительным образом защищал крепостных. Он написал « На польские темы» (1788 г.) и « Политические мысли для Польши» (1790 г.) и продвигал сильную королевскую власть, сдерживающую эксцессы шляхты и поддерживающие политические права горожан.^[22]

Кузница Коллонтая дала наиболее полное выражение антидворянским настроениям и осуждению созданной ими привилегированной анархии. Часто ссылались на плебейские ценности и примеры ранней Французской революции. Францишек Езерский опубликовал в 1790 году книгу Сийеса «Что такое третье сословие?» (по-польски «Призрак поздней Бастилии»). Была принята программа французских буржуа, адаптированная к ситуации в Речи Посполитой и использованная как ещё один аргумент в борьбе за улучшение республики.^[22]

Великий сейм и конституция 3 мая[править | править код]

Успех программы реформ зависел не только от достаточной внутренней поддержки, но и от благоприятной международной расстановки сил в Центрально-Восточной Европе. Решающее значение имел бы распад русско-прусского союза. Война за баварское наследство и австро-прусский конфликт не привели к улучшению положения Речи Посполитой. Затем Война за независимость США приобрела международное измерение и стала затрагивать интересы Западной Европы. За его курсом наблюдали и внимательно следили в Речи Посполитой, и многие поляки, в том числе Тадеуш Костюшко и Казимир Пулавский, принимали участие в боевых действиях на стороне колонистов.^[23]

Новая ситуация в Европе возникла в результате захвата Крыма русскими и смерти Фридриха II. Пруссия в союзе с Великобританией и Нидерландами установила антагонистические отношения и с Россией, которая вместе с Австрией, казалось, угрожала существованию Османской империи. Среди военных и дипломатических ходов и манёвров Польшу побуждали к более тесному сотрудничеству с Пруссией и к противостоянию с Россией, что встречало интерес и готовность со стороны некоторых кругов и участников политики Речи Посполитой.^[23]

Патриотическая партия, возглавляемая раздраженными русским вмешательством в дела Речи Посполитой аристократами пробританских и пропрусских симпатий, выступала против короля Станислава Августа и его политики. Эту фракцию представляли члены пулавской группы: Адам Казимир Чарторыйский, Игнаций и Станислав Потоцкие, а также итальянец Сципионе Пьяттоли. Они рассчитывали на польско-прусский союз как средство для возвращения отторгнутых земель, особенно Австрией. Другую группу влиятельных олигархов возглавляли Северин Ржевуский, Франциск Браницкий и Кароль Потоцкий. Несмотря на предыдущий неудачный опыт с Радомской конфедерацией с целью установить управляемую магнатами децентрализованную республику, они попытались свергнуть короля с помощью России.^[23]

Сам Станислав Август в 1787 году отправился в Канев чтобы встретиться с императрицей Екатериной. Он надеялся, что она согласится на увеличение армии Речи Посполитой и усиление королевской власти в обмен на помощь в войне России с Османской империей. Хотя в то время императрица не собиралась идти на уступки, в следующем году из-за военных трудностей Россия предложила договор об обороне и участие в боевых действиях польского корпуса. Чтобы оформить военный союз и укрепить силы Речи Посполитой, осенью 1788 года король созвал сейм для обсуждения в Варшаве. Была создана конфедерация, которую возглавили маршалы Станислав Малаховский и Казимир Нестор Сапега. Неожиданно работа Великого Сейма заняла четыре года.^[23]

Пророссийский лагерь, на который возложена задача достижения вышеуказанных целей, оказался малоэффективным. Он состояла из неоднородной консервативной антикоролевой фракции (гетманской партии Ксаверия Браницкого и Северина Ржевуского и других магнатских групп, в том числе партии Потоцкого), а также король и его придворная партия. Среди сторонников короля был канцлер Яцек Малаховский, они считали союз с Россией необходимым элементом польской политики.^[23]

Отсутствием единства и конфликтами внутри пророссийского лагеря воспользовался возможно более многочисленный патриотический лагерь, который стремился к реформам и добивавшийся независимости от России с помощью союза с Пруссией. Сюда принадлежали Пулавская группа и Станислав Малаховский, ими часто руководил Хуго Коллонтай, который сам не был депутатом сейма. Патриотический лагерь стал доминирующией силой в сейме и в конечном итоге смог убедить короля присоединиться к их делу, в значительной степени протолкнув поддерживаемые законодательные меры.^[23]

Ранние события Французской революции происходили во время работы Великого сейма. Поскольку феодальные интересы в Европе находились под угрозой, в Польше пристальное внимание уделялось взглядам, выраженным мещанскими публицистами. По совету Коллонтая мэр Варшавы Ян Декерт вызвал в ноябре 1789 года представителей 141 королевского города, они подписали «Акт об объединении городов» и сформировали «Чёрную процессию», которая направилась к Королевскому замку и вручила королю и сейму свои постулаты о значительном расширенит политических и экономических прав жителей городов. Крестьянские волнения 1789 года также усугубили опасения по поводу распространения революции на Содружество. Дебаты в сейме, проведенные на этом фоне, вскоре привели к драматическим решениям.^[23]

Посол Пруссии Людвиг Генрих Бухгольц фактически предложил заменить существующий польско-русский союз польско-прусским союзом, что многим депутатам сейма казалось хорошей возможностью избавиться от российского протектората. Предложение Пруссии было принято, несмотря на противодействие короля и посла Штакельберга, также были приняты антироссийские законодательные меры. Значительно увеличенная армия должна была насчитывать 100 тыс., контроль над войсками был отнят у гетманов и постоянного совета в пользу новой военной комиссия. Постоянный совет, рассматриваемый как инструмент российского вмешательства, был упразднен. В отношении войны России с Османской империей Речь Посполитая в итоге заняла строгий нейтралитет, а иностранные войска должны были покинуть её территорию.^[23]

Общий энтузиазм, вызванный реформой, не сопровождался готовностью предоставить необходимые ресурсы. Уже частично реформированная армия насчитывала не более 18 500 солдат, для её увеличения потребовались значительно улучшенные финансы и методы призыва. С полугодовой задержкой в 1789 году сейм принял постоянный 10 % налог на шляхетские доходы, 20 % налог на доходы католической церкви и другие налоговые реформы. Бремя муниципальных налогов неоднократно увеличивалось, но многие владельцы сельской собственности отказывались платить свою долю, и сейм был вынужден снизить численность армии до 65 тыс. человек. Доля пехоты составляла 50 %, остальное приходилось на шляхетских добровольцев в кавалерию.^[23]

Переговоры с Пруссией продолжались при новом посланнике Джироламо Лучезини. Договор был подписан 29 марта 1790 года, несмотря на неразрешенные разногласия по поводу Данцига и Торуни. Однако Пруссия вскоре потеряла интерес к союзу из-за изменения международной ситуации, в том числе из-за снятия австрийской угрозы Османской империи. Для прусских политиков сотрудничество с Россией снова стало лучшим вариантом для дальнейших территориальных приобретений за счет польского соседа.^[23]

Тем не менее патриоты в сейме продолжили реализацию планов реформ. Депутация по улучшению формы правления была назначена в 1789 г. Теперь король присоединился к патриотическому лагерю и принял в нём участие. Сейм не был распущен по истечении двухлетнего срока, но осенью 1790 г. были проведены выборы для пополнения состава депутатов. Намеченные реформы в целом завоевали популярность и поддержку в сеймиках, где проходил отбор, и почти 2/3 новых депутатов стали участниками процесса реформ, которые пользовались широкой поддержкой в различных слоях общества.^[24]

Первыми были реформированы сеймики, где теперь могла голосовать только имущая шляхта, что лишало магнатов значительной части их традиционной клиентуры, но нарушало формальное равенство дворян. Большое значение имел Закон о вольных королевских городах, принятый 21 апреля 1791 г., который удовлетворил требования Чёрной процессии. Горожане получили личную юридическую неприкосновенность, доступ к должностям и наградам, право на приобретение сельской земли, самостоятельное самоуправление и ограниченное представительство в сейме. Получение дворянского статуса было облегчено для бюргеров, а шляхтичам было разрешено заниматься торговлей и ремеслами в городах или занимать там должности. Частные города не были включены в реформу и полное равноправие двух сословий не было реализовано, но прорывное законодательство обеспечило несомненный коренной прогресс в политических, социальных и экономических отношениях. Значительная часть консервативной оппозиции больше не участвовала в дебатах сейма, и устав был принят без особого сопротивления.^[24]

Самая фундаментальная реформа была проведена патриотами и королем 3 мая 1791 года, суть проекта была известна лишь ограниченному кругу депутатов. Его написали в основном Станислав Август, Сципионе Пьяттоли, Игнацы Потоцкий и Гуго Коллонтай. Вопреки парламентским правилам, общее собрание сейма не было заранее ознакомлено с предложением, и закон был принят до того, как успели прибыть многие депутаты (присутствовало только около 1/3). Заседание состоялось под давлением многочисленных собравшихся жителей Варшавы и чтения паникерских сводок из-за границы, а король заявил о необходимости немедленного принятия закона. Депутат Ян Сухоржевский резко протестовал, но затем конституция была принята и приведена к присяге среди празднующей толпы. На следующий день небольшой группой депутатов был подан протест, но 5 мая дело было официально закрыто, а протесты признаны недействительными конституционной комиссией сейма. Принятие конституции впервые в этом столетии велось без присутствия иностранных вооруженных сил или иностранного давления.^[24]

Основной документ назывался Правительственный статут (Ustawa Rządowa). С тех пор её часто называют второй старейшей конституцией такого типа после конституции США. Это относилось к «гражданам» страны, что впервые в польском законодательстве должно было включать также горожан и крестьян, а не только дворян. Дворянство оставалось привилегированным классом, но привилегии теперь была практически ограничена теми, кто имел земельную собственность.^[b] Их власть над крестьянами несколько уменьшилась, поскольку те были объявлены находящимися под защитой закона и правительства. Прибывающие из-за границы новые поселенцы получали личную свободу, а помещиков поощряли заключать договорные соглашения со своими сельскими арендаторами, в которых будут указаны их обязательства. Государство посредством обеспечения выполнения контрактов могло вмешиваться в отношения господина и крепостного.^[24]

Правительственная реформа включала дальнейшее объединение королевства Польша и Великого княжества Литовского. Были ликвидированы отдельные центральные учреждения, учреждены общие военные и казначейские органы, но юридические различия были сохранены, и литовская знать занимала половину должностей, предоставляемых центрального правительства. Идеи Монтескье о разделении властей были приняты во внимание и реализованы в приемлемой для страны степени. Реформированный дворянский сейм оставался главным органом власти. В течение каждого двухлетнего срока он должен был быть готов собраться, если его созовет король или маршал сейма. Решения принимались большинством голосов, отменялись liberum veto, конфедерации и конфедеративные сеймы. Сенатские привилегии сводились к приостанавливающему (временному) вето на законы, принимаемые главной (нижней) палатой. Король перестал быть «третьей властью» сейма. Помимо своей основной функции законодательной и налоговой политики, сейм выполнял надзорную роль по отношению к другим органам власти. Сеймики в своих отношениях с сеймом стали совещательными собраниями и не могли связывать своих делегатов (депутатов сейма) каким-либо определённым образом действий. Специальный конституционный сейм должен был созываться каждые 25 лет и иметь уникальные полномочия изменять основные законы, содержащиеся в «Национальной конституции».^[24]^[25]^[a]

После более чем двухвекового правления избранных королей новая конституционная монархия должна была снова стать наследственной. После смерти Станислава Августа трон должна была снова занять династия саксонских Веттинов. Генриковы артикулы больше не связывали монарха и не давали шляхте повода для восстаний. Министры правительства несли ответственность перед сеймом и были членами нового центрального правительственного органа Блюстителей законов. Этот новый совет состоял из короля в качестве председателя, примаса, пяти министров (полиции, внутренних дел, иностранных дел, войны и казначейства), а также маршала сейма и наследника трон с правом совещательного голоса. Министры назначались королем во время заседания сейма; сейм мог удалить их через вотум недоверия. Блюстители будут контролировать все другие должности, но в сотрудничестве с комитетами сейма, избираемыми парламентом (коллективные министерства, включая комитеты полиции, вооруженных сил, казначейства и национального образования). Провинциальные военно-гражданские комиссии будут продолжать функционировать. Суды были реформированы и учреждены в основном как коллегиальные органы.^[24]

Статут правительства находился под влиянием западных мыслителей, особенно Монтескье и Руссо, а также британских и американских прецедентов, но был сформулирован оригинально и специально для удовлетворения нынешних потребностей Речи Посполитой. Таким образом, возникла «Просвещенная республика», которая могла бы стать привлекательной в Центральной и Восточной Европе моделью государственных и социальных реформ, если бы ей было позволено продолжаться.^[24]

Борьба за сохранение реформ и независимость[править | править код]

Война с Россией, Тарговицкая конфедерация, второй раздел[править | править код]

Принятие Конституции было встречено в целом положительной реакцией в стране и за рубежом. Он пользовался поддержкой определённого большинства среднего дворянства и горожан страны, в то время как многие крестьяне серьёзно восприняли обещанную государственную защиту и стали более склонны отказываться от некоторых своих феодальных повинностей. Эдмунд Берк, Томас Пейн и Эммануэль Жозеф Сийес высоко оценили конституцию, и реформа была поддержана венским судом Леопольда II.^[26]

Непреклонной в оппозиции была фракция консервативных магнатов во главе с Каролём Потоцким, Северином Ржевуским и Франциском Браницким. Они заручились поддержкой императрицы Екатерины, которая уже была обеспокоена распространением влияния Французской революции на Центральную и Восточную Европу или тем, что Речь Посполитая может стать союзником революционной Франции. Покончившая с турецкой войной императрица намеревалась искоренить польскую «революционную болезнь», прежде чем выступить против Франции, и Пруссия также была заинтересована в предотвращении существования более управляемого и более сильного восточного соседа. Под дипломатическим давлением курфюрста Саксонии Фридриха Августа ему удалось добиться отказа от статуса наследника польского престола.^[26]

Браницкий, Потоцкий и Ржевуский подготовили в апреле 1792 г. в Санкт-Петербурге акт о конфедерации, отменяющий Майскую конституцию и возвращающий кардинальные законы 1768 г. Екатерина приказала создать их конфедерацию в Тарговице, которая затем обратилась к русским за военной помощью, и 18 мая почти 100 тыс. русская армия вошла в Речь Посполитую.^[26]

После недавно предпринятых полумер и частичной военной реформы в распоряжении короля оказалось 57 тыс. вооруженных солдат. Дополнительная вербовка во время войны увеличила их число до 70 тыс., но новобранцы не были хорошо вооружены и обучены. 40 тыс. были выдвинуты для борьбы с интервентами, остальные остались в резерве. Было немного способных и состоявшихся на дипломатической службе высших командиров, но недостаточно грамотных офицеров средних и нижних чинов. Королевскую армию возглавил племянник короля князь Юзеф Понятовский, литовские войска — принц Людовик Вюртембергский. Станислав Август не верил в возможность военного превосходства Речи Посполитой и намеревался скорее провести вооруженную демонстрацию, чтобы улучшить свою позицию на переговорах. Ожидалось, что армии задержат продвижение противника, а затем защитят Варшаву.^[26]

Литва была потеряна первой из-за предательства Людовика Вюртембергского, который не хотел сражаться с русскими, и неумелости последовавших за ними лидеров. Неудачная битва под Миром 11 июня фактически положила конец кампании в этом регионе.^[26]

Сильно уступавшая в численности армия Речи Посполитой избежала поражения и организованно отступила со своих первоначальных позиций на юго-восточной окраине к реке Буг. 18 июня Понятовский привел своих солдат к победе под Зеленцами, что побудило короля учредить орден Virtuti Militari за доблесть и назвать сражение первой победой со времён Яна Собесского^[27]. В середине июля была предпринята попытка стабилизировать оборону на линии реки Буг, которую яростно защищал Тадеуша Костюшко в битве под Дубенкой. После этого армия продолжила отступление к Висле.^[26]

Война не была проиграна, и молодая армия храбро сражалась. Понятовский и его генералы рекомендовали общенациональную мобилизацию, чтобы остановить вторжение и сохранить независимость. Австрия, а затем и Пруссия вступили в войну против революционной Франции, и Россия оставалась в одиночестве в своей войне. Однако король получил ультиматум от Екатерины II с требованием присоединиться к Тарговицкой конфедерации, и 24 июля уступил и приказал немедленно прекратить военные действия. Понятовский, Костюшко и другие офицеры в знак протеста подали в отставку, но капитуляция короля не встретила решительного сопротивления дворянского «патриотического лагеря». Впоследствии некоторые патриоты покинули страну, многие последовали примеру короля. Работа Великого сейма была подорвана, Речь Посполитая оказалась под властью императрицы Екатерины и Тарговицкой конфедерации.^[26]

Надежда короля на то, что его уступка спасет некоторые реформы и защитит территориальную целостность государства, вскоре оказалась иллюзорной. Лидеры конфедерации установили диктаторское правительство, игнорируя короля и его сторонников и предприняв безудержное уничтожение многих достижений польского Просвещения и эпохи реформ, в то время как дезориентированная шляхта продолжала присоединяться к предполагаемым победителям в больших количествах.^[28]

Эта победа тоже была иллюзией. Потерпевшая поражение от революционной Франции под Вальми Пруссия решила возместить поражение за счёт Речи Посполитой, советники Екатерины II также считали выгодным дальнейшее сокращение владений западного соседа, а новый правитель Австрии Франц II отказался от сделки, надеясь вместо этого получить Баварию. 23 января 1793 года в Санкт-Петербурге был подписан новый договор о разделе между Россией и Пруссией^[28].

Пруссия получила Данциг (Гданьск) и Торн (Торунь), вместе с никогда не принадлежавшими Германии Великой Польшей и западной Мазовией (58 тыс. км² и более 1 млн человек). Россия приобрела большую часть Белоруссии, Приднепровской Украины и Подолья (280 тыс. км² и 3 млн.). Некоторые лидеры Тарговицкой конфедерации (Потоцкий, Ржевуский и Браницкий) официально выразили протест и на время покинули страну; Шимон Коссаковский и Юзеф Коссаковский стали фактическими правителями Великого княжества Литовского под имперской властью. Данциг и Торн оказали военное сопротивление прусскому захвату.^[28]

Оставшаяся Речь Посполитая имела территорию в 227 тыс. км² и население в 4,4 млн, Курляндия и Семигалия существовало как российский протекторат. Королю пришлось устроить формальности, необходимые для легализации свершившегося факта. Для этого в Гродно был созван сейм, депутаты отбирались с учётом их покладистости, но энергичные протесты все же имели место. Новый русский посол Яков Сиверс ответил военным вмешательством, принуждением и карательными актами. Депутаты в конце концов ратифицировали уступку земель России, но не дали аналогичного соглашения для Пруссией. Маршал сейма Станислав Белинский истолковал их ночное молчание как согласие, так и был провозглашен договор с Пруссией.^[28]

Правовая система была возвращена к состоянию после первого раздела за исключением того, что было сохранено голосование большинством голосов и некоторые приобретённые права для горожане. Кардинальные законы снова вступили в силу, и армия была ограничена в 15 тыс. человек. Постоянный совет был возвращен для практического управления государством, но теперь находился под руководством российского посла.^[28]

Восстание Костюшко и третий раздел[править | править код]

Подготовка[править | править код]

После Второго раздела у патриотически настроенных, стремящихся к независимости сил осталась только возможность организовать широкомасштабное национальное восстание и заключить союз с революционными силами Европы.^[29]

Второй раздел принес не только политическую, но и экономическую катастрофу. Территориальные сокращения подорвали рынок, подорвали отрасли и вызвали крах банковской системы. Государственная казна была истощена, что вызвало цепную экономическую реакцию и социальные волнения. Новости о социальных потрясениях поступали из Франции, а также из Силезии, где в 1793 г. происходили рабочие и другие волнения.^[29]

Запланированное восстание нужно было подготовить, не провоцируя преждевременно разделяющих держав на упреждающие действия, но и не откладывая слишком долго. С конца 1793 г. появились иностранные силы, настаивавшие на окончательном разделе Речи Посполитой с конца 1793 года, среди которых была и Австрия, недовольная упущенной возможностью увеличить свою территорию..^[29]

В рамках страны возникло радикальное заговорщическое крыло, стремящееся к самой широкой популярности, во главе с бывшими активистами «Коллонтаевской кузницы». В их цели входило устранение короля и установление республики. Умеренные элементы во главе с Игнатием Дзялынским и варшавским банкиром Анджеем Капосташем выступали за тщательно подготовленное восстание на основе существующих вооруженных сил. Их целью было восстановить Конституцию от 3 мая.^[29]

Разделились и лидеры, покинувшие страну. Гуго Коллонтай при содействии Францишека Дмоховского и Игнация Потоцкого опубликовал в Дрездене статью «О принятии и падении Конституции от 3 мая», в которой они обвиняли короля, готовя почву для его свержения. Доминирующая радикальная фракция эмигрантов надеялась на быстрые социальные реформы для вовлечения широких народных масс в национальное восстание; они также рассчитывали на иностранную помощь, особенно из революционной Франции.^[29]

Однако международная обстановка развивалась неблагоприятно. Жирондисты, а затем и якобинцы занимались дипломатическим маневрированием, пытаясь вывести Пруссию из войны с Францией. Тадеуш Костюшко, который должен был стать руководителем планируемого восстания, во время своего пребывания в Париже в начале 1793 года пытался получить обещания помощи, но не получил никаких конкретных заверений Уже во время восстания его представитель в Париже Францишек Барссу также отказали в помощи.^[29]

Генерал Костюшко посещал кадетский корпус в Варшаве, изучал военную инженерию в Париже и имел за плечами уже выдающийся послужной список времен Войны за независимость США и недавней войны Польши с Россией. Он намеревался использовать свой американский опыт, объединить военные действия регулярной армии с действиями неформальных и нерегулярных народных сил, основанных на крестьянских и городских массах, в надежде заменить неизбежные недостатки в оборудовании и обучении их многочисленностью и мотивацией.^[29]

Раннее восстание и первые успехи[править | править код]

В ходе предварительной подготовки заговор восстания был раскрыт в Варшаве русским послом Иосифом Игельстромом, который арестовал активистов и выступил за ускорение сокращения вооруженных сил Речи Посполитой, уже по приказу Гродненского сейма. Одни польские войска расформировывались, другие включались в состав русской армии. Бригадный генерал Антоний Мадалиньский, дислоцированный в Остроленке в Мазовии, отказался сотрудничать и направился со своим подразделением в сторону Кракова, стремясь присоединиться к Костюшко, который уже находился в этом районе. Игельстром приказал преследовать, но также эвакуировал войска из Кракова, чтобы сосредоточить русские силы в районе Варшавы. Костюшко прибыл в Краков и 24 марта 1794 г. официально объявил на главной городской площади акт восстания.^[30]

Тадеуш Костюшко принял диктаторские полномочия, обязав себя использовать их для восстановления национальной самодостаточности, защиты границ страны и продвижения всеобщей свободы, отложив системные реформы до более подходящего времени. Его главной целью была военная борьба во имя «свободы, территориальной целостности и независимости». Всех мужчин в возрасте от 18 до 28 лет призвали присоединиться к повстанческой армии, а города и села должны были быть обеспечены оружием для самообороны. В течение недели было собрано 4 тыс. солдат и 2 тыс. косиньеров (крестьянских бойцов, вооруженных косами).^[30]

Костюшко попытался перебросить свое соединение в Варшаву, но был заблокирован сильными русскими силами во главе с генералом Федором Денисовым. Пытаясь обойти эту армию, Костюшко столкнулся с отдельным меньшим русским корпусом под командованием генерала Александра Тормасова. Последовавшая битва под Рацлавицами была выиграна смелой атакой косиньеров; он не смог открыть путь на Варшаву, но поднял дух повстанцев, и родилась польская легенда. В контексте всеобщей военной мобилизации полководец продемонстрировал свою поддержку крестьян и стал символом их дела (и национального единства во всех классах).^[30]

Тем временем восстание распространялось и в других регионах. Дислоцированная в районе Люблина и Волыни дивизия присоединилась к движению в конце марта, а 17 апреля в Варшаве произошло восстание. Когда российские власти попытались разоружить там польский гарнизон, вспыхнули ожесточенные бои с участием варшавян во главе с сапожником Яном Килинским. Русский гарнизон был в значительной степени уничтожен, и Игельстром едва успел покинуть город с остатками войск, найдя убежище среди дислоцированных за пределами столицы прусских соединений. С победой под Варшавой военное равновесие изменилось, и восстание распространилось на Мазовию и Подлясье.^[30]

Великое княжество Литовское взбунтовалось ответило с варшавскими событиями — с 16 апреля. Бои в Вильно начались 23 апреля и там тоже с участием простого народа были разбиты русские части. Высочайший совет Литвы был создан в Вильнюсе и избрал якобинца и успешного командира Якуба Ясинского руководителем восстания в Литве. Участвовавшего в Тарговицкой конфедерации гетмана Шимона Коссаковского судили и казнили.^[30]

Костюшко все ещё находился в Кракове и не мог уехать из-за армии Денисова. 5 мая он укрепился в лагере под Поланец, ища возможность помочь Варшаве и Люблину. Денисов атаковал Поланец, но под угрозой окружения 17 мая отошел в сторону Силезии. Костюшко смог связаться с Варшавой и оказать большее влияние на происходящие там события.^[30]

Социальная основа и организация восставших[править | править код]

Руководители восстания должны были заручиться максимально широкой общественной поддержкой своего военного предприятия, не отчуждая при этом важнейшего дворянского истеблишмента. Предпринятые компромиссные шаги не удовлетворили ни одну из вовлеченных фракций. Изданный 7 мая Костюшко Поланецкий универсал регулировала крепостные обязанности и государственную защиту крестьянских рабочих. Им была предоставлена личная свобода передвижения или переселения, их нельзя было насильственно выселить с земли, на которой они работали, и объём их обязательного труда был существенно сокращен. Реформа привела к значительному улучшению положения крестьян, но её реализация во многом зависела от доброй воли шляхетских помещиков, которые часто бойкотировали её положения. Тем не менее, вклад косиньерских отрядов был очень существенным. Например, в битве при Щекоцинах участвовало 6 тыс. человек, а за все время восстания, по оценкам, сражалось до 800 крестьянских формирований. Лозунг «кормят и защищают» продвигал крестьянское дело.^[31]

Среди шляхты многие по-прежнему с подозрением относились к социальным аспектам восстания. Варшава стала ареной острого противостояния консервативных и революционных элементов. Временный совет был сформирован там умеренными и людьми, связанными с королевским двором, но вскоре они столкнулись с жестким сопротивлением варшавских масс, руководимых созданным 24 апреля с целью строго придерживаться «затеи Костюшко» Якобиским клубом. Его члены выступали за народную революцию и безжалостную расплату с лицами, которых они считали предателями; «якобинцы» сформулировали далеко идущую программу социальных и политических реформ. 9 мая произошли беспорядки, и Уголовный суд был вынужден приговорить к смертной казни четырёх магнатов-участников Тарговицкой конфедерации, включая епископа Юзефа Коссаковского.^[31]

Ранение Костюшко в битве под Мацеёвицами.

В конце мая Костюшко заменил Временный совет новым Высшим национальным советом, в который также вошли представители левых. Гуго Коллонтай руководил казначейством, Францишек Дмоховский взял на себя обучение и пропаганду. Широко распространялись революционные брошюры. Коллонтай ввел давно назревшие фискальные меры, и цель по формированию стотысячной армии наконец стала реальной. Однако регулярная армия насчитывала не более 55 тыс. человек; остальное составляли часто плохо вооруженные и обученные различные вспомогательные и добровольческие формирования, посполитое русение и городское ополчение. Усилия по развитию военной промышленности были успешными лишь частично, но обычно ожидалось, что мотивация повстанцев компенсирует их недостаточное оснащение и подготовку. Нетрадиционная стратегия Костюшко, заключающаяся в интенсивной военной деятельности и постоянных стремительных атаках, направленных на запугивание противника и принуждение его к рукопашному бою, иногда превосходила возможности имеющихся в его распоряжении сил.^[31]

Битва за Варшаву и поражение восстания[править | править код]

Пока русские изо всех сил пытались восстановить контроль и привести подкрепление, повстанцы были удивлены интервенцией Пруссии. Костюшко, усиленный частями Люблинского воеводства, имел 15 тыс. человек и безуспешно пытался уничтожить отряд Денисова, прежде чем он смог соединиться с прусской армией. Затем 6 июня он решил встретиться с более сильным объединённым противником в битве при Щекоцинами, в ходе которого поляки потерпели поражение и были вынуждены отступить. В Щекоцинах пал крестьянский герой Рацлавицкой битвы Бартош Гловацкий. В результате военных потерь Краков сдался и был захвачен пруссаками. Генерал Юзеф Зайончек также потерпел поражение под Хелмом 8 июня, когда пытался остановить наступавший с Волыни русский корпус. Повстанческие армии отходили к Варшаве.^[32]

Встревоженные развитием событий радикальные элементы в Варшаве потянулись к власти. Когда якобинцы потребовали от Верховного Совета решительных действий, толпа ворвалась в тюрьмы; подозреваемых в предательстве повесили без суда и следствия, а королю угрожали. Реакция Костюшко была отрицательной; с лидерами беспорядков жестоко расправились, и попытка левых закончилась безрезультатно..^[32]

Столкнувшись с приближением прусской и русской армий к столице, Костюшко возглавил усилия по укреплению обороны и активному привлечению населения Варшавы. Осада города и сопутствующие ей военные стычки происходили в июле и августе. С 20 августа восстание достигло прусского раздела, охватив Великую Польшу, вплоть до частей Померании и Силезии. Следовательно, Фридрих II Прусский, готовый штурмовать Варшаву, 6 сентября отступил к реке Бзура, и русские также сняли осаду. Ян Хенрик Домбровский возглавил корпус, отправленный для поддержки восстания в Великой Польше, и взял Быдгощ, прежде чем ему пришлось вернуться в район Бзуры, где дивизия под командованием Юзефа Понятовского также сражалась с пруссаками..^[32]^[33]

На востоке ситуация складывалась для повстанцев менее благоприятно. В июне восстание включало бои в Курляндии и была взята Липава (Лиепая), но вскоре русские предприняли наступление, направленное на Вильнюс. 12 августа столица Литвы капитулировала. Армия Александра Суворова, дислоцированная на Украине, получила свободу действий благодаря декларации мира, изданной Османской империей. Суворов двинулся на запад и уничтожил польские части внешней обороны в Брестской битве. Корпус Ивана Ферсена, ранее выведенный из осады Варшавы, форсировал Вислу, чтобы соединиться с Суворовым и атаковать столицу с востока. Костюшко попытался предотвратить эту концентрацию сил противника и решил вести оборонительный бой у Мачеёвиц против Ферсена. Вдвое превосходящий численностью людей и пушек, Костюшко рассчитывал на своевременное прибытие корпуса Адама Понинского, находившегося поблизости. Ферзен напал на повстанцев 10 октября, прежде чем Понинский смог прийти, разгромил их и взял в плен раненого Костюшко.^[32]

Захват Костюшко вызвал моральный слом руководства и самих восставших в Варшаве. Томаш Вавжецкий, избранный новым верховным главнокомандующим, не был военным. Суворов штурмовал Прагу (правобережный район Вислы в Варшаве) 4 ноября, убив всех защитников и жителей, которых смог найти. Варшава сдалась при посредничестве короля Станислава Августа. Хаотичное отступление повстанческой армии завершилось капитуляцией 16 ноября под Радошицами.^[32]

Третий раздел[править | править код]

После Второго раздела ликвидация Речи Посполитой была лишь вопросом времени. Восстание 1794 года было последней попыткой и единственно возможным способом сохранить идущее к гибели государство. Были предприняты огромные военные усилия, но сопротивление шляхты полному осуществлению социальной реформы Костюшко оставило некоторые человеческие ресурсы вне досягаемости повстанцев. В восстании Костюшко доминировали реформаторы эпохи Конституции 3 мая; для большинства шляхты конституционные реформы были максимумом, который они могли допустить.^[34]

Восстание пало из-за подавляющего военного превосходства России и Пруссии, а возможная внешняя поддержка со стороны Османской империи или революционной Франции не материализовалась. В итоге Россия урегулировала разногласия по разделу с Пруссией и Австрией, которые чуть не привели к войне. Когда Пруссия вышла из антифранцузской коалиции, Австрия получила поддержку России. Пограничные меры Третьего раздела были достигнуты 24 октября 1795 года.^[34]

Пруссия захватила большую часть Мазовии и литовских земель до реки Неман (48 тыс. км² и около 1 млн человек). Австрия получила Малую Польшу до реки Буг и части Подляшья и Мазовии (47 тыс. км² и 1,5 млн.). Оставшиеся восточные и северные части Речи Посполитой были приобретены Россией (120 тыс. км² и 1,2 млн).^[34]

Король Станислав Август Понятовский отрекся от престола, предварительно договорившись о погашении своих долгов и финансовых обязательств. Он отправился в Санкт-Петербург, где и умер в 1798 году. В Санкт-Петербурге 26 января 1797 года была достигнута окончательная конвенция о территориальной и формальной ликвидации Королевства Польского, имя которого должно было быть навсегда стерто.^[34]

Третий раздел произошел без значительной европейской оппозиции из-за неблагоприятной политической ситуации, в том числе из-за того, что он отождествлялся с историческим движением Французской революции на заключительных этапах существования Речи Посполитой. Полный военный захват и прекращение существования большого государства было уникальным для Европы XVIII века актом политического насилия, но в результате вопрос о независимости Польши стал одной из главных проблем европейской политики XIX века.^[34]

Комментарии[править | править код]

a.^{^} The last provision shows that this «national» constitution was seen by its creators as being essentially different (more fundamental) from past «constitutions», products of legislative activity of sejms.

b^{^} The idea was to deprive the magnate oligarchs of the ability to manipulate and use their petty szlachta followers to prevent normal functioning of sejms and sejmiks and unduly influence politics.^[35]

c^{^} Of the provincial sejmiks deliberating in 1791 and early 1792, most supported the new constitution.^[35]^[36]

Примечания[править | править код]

↑ ¹ ² Gierowski, p. 1—101
↑ Józef Andrzej Gierowski – Historia Polski 1764—1864 (History of Poland 1764—1864) p. 1—74
↑ ¹ ² Gierowski, p. 74—101
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 24—28
↑ ¹ ² Gierowski, p. 28—32
↑ ¹ ² Gierowski, p. 32—34
↑ ¹ ² ³ Gierowski, p. 35—37
↑ ¹ ² Gierowski, p. 37—41
↑ ¹ ² ³ ⁴ Gierowski, p. 41—45
↑ ¹ ² ³ Gierowski, p. 45—48
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ ⁹ Gierowski, p. 49—52
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 52—54
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ Gierowski, p. 54—57
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 58—60
↑ http://encyclopedia2.thefreedictionary.com/Maciej+Kamienski Архивная копия от 17 июня 2021 на Wayback Machine The Free Dictionary
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 60—63
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 64—66
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 66—69
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 69—71
↑ ¹ ² ³ Gierowski, p. 72—74
↑ ¹ ² ³ ⁴ Gierowski, p. 74—76
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 76—78
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ ⁹ ¹⁰ Gierowski, p. 78—82
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ Gierowski, p. 83—86
↑ Stanisław Grodziski – Polska w czasach przełomu (1764—1815) (Poland at the turning point (1764—1815)), p. 115 (text of the Constitution), Fogra, Kraków 1999, ISBN 83-85719-45-8
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ Gierowski, p. 86—88
↑ Jerzy Skowronek, Książę Józef Poniatowski (Prince Józef Poniatowski), Ossolineum, Wrocław 1986, ISBN 83-04-02321-0, p. 57
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 88—90
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ Gierowski, p. 90—91
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 91—93
↑ ¹ ² ³ Gierowski, p. 93—97
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 97—99
↑ Bartłomiej Szyndler, Powstanie Kościuszkowskie 1794 (Kościuszko Uprising 1794), Wydawnictwo Ancher, Warsaw 1994, ISBN 83-85576-10-X, p. 291—295
↑ ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 99—101
↑ ¹ ² Demokracji szlacheckiej nie było (There was no democracy of nobles), Jarosław Kurski's interview with Daniel Beauvois, Andrzej Wielowieyski's polemic. Ornatowski genealogy www.ornatowski.com 27-01-2006
↑ Stanisław Grodziski – Polska w czasach przełomu (1764—1815) (Poland at the turning point (1764—1815)), p. 129

Литература[править | править код]

Józef Andrzej Gierowski – Historia Polski 1764-1864 (History of Poland 1764-1864), Państwowe Wydawnictwo Naukowe (Polish Scientific Publishers PWN), Warszawa 1986, ISBN 83-01-03732-6
Butterwick, Richard. The Polish-Lithuanian Monarchy in European Context C. 1500—1795 (Palgrave 2001) online
Butterwick, Richard. Poland’s Last King and English Culture: Stanislaw August Poniatowski, 1732—1798 (1998) online
Lord, Robert. The second partition of Poland; a study in diplomatic history (1915) online
Lukowski, Jerzy. The Partitions of Poland 1772, 1793, 1795 (1998) online review
Lukowski, Jerzy. A Concise History of Poland (2nd ed. 2006) pp 118-34 excerpt and text search

См. также[править | править код]

[Gierowski_1-101-1] ¹ ² Gierowski, p. 1—101

[Gierowski_1-74-2] Józef Andrzej Gierowski – Historia Polski 1764—1864 (History of Poland 1764—1864) p. 1—74

[Gierowski_74-101-3] ¹ ² Gierowski, p. 74—101

[Gierowski_24-28-4] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 24—28

[Gierowski_28-32-5] ¹ ² Gierowski, p. 28—32

[Gierowski_32-34-6] ¹ ² Gierowski, p. 32—34

[Gierowski_35-37-7] ¹ ² ³ Gierowski, p. 35—37

[Gierowski_37-41-8] ¹ ² Gierowski, p. 37—41

[Gierowski_41-45-9] ¹ ² ³ ⁴ Gierowski, p. 41—45

[Gierowski_45-48-10] ¹ ² ³ Gierowski, p. 45—48

[Gierowski_49-52-11] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ ⁹ Gierowski, p. 49—52

[Gierowski_52-54-12] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 52—54

[Gierowski_54-57-13] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ Gierowski, p. 54—57

[Gierowski_58-60-14] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 58—60

[15] ttp://encyclopedia2.thefreedictionary.com/Maciej+Kamienski Архивная копия от 17 июня 2021 на Wayback Machine The Free Dictionary

[Gierowski_60-63-16] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 60—63

[Gierowski_64-66-17] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 64—66

[Gierowski_66-69-18] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 66—69

[Gierowski_69-71-19] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 69—71

[Gierowski_72-74-20] ¹ ² ³ Gierowski, p. 72—74

[Gierowski_74-76-21] ¹ ² ³ ⁴ Gierowski, p. 74—76

[Gierowski_76-78-22] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 76—78

[Gierowski_78-82-23] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ ⁸ ⁹ ¹⁰ Gierowski, p. 78—82

[Gierowski_83-86-24] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ Gierowski, p. 83—86

[Grodziski_115-25] Stanisław Grodziski – Polska w czasach przełomu (1764—1815) (Poland at the turning point (1764—1815)), p. 115 (text of the Constitution), Fogra, Kraków 1999, ISBN 83-85719-45-8

[Gierowski_86-88-26] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ Gierowski, p. 86—88

[Skowronek_57-27] Jerzy Skowronek, Książę Józef Poniatowski (Prince Józef Poniatowski), Ossolineum, Wrocław 1986, ISBN 83-04-02321-0, p. 57

[Gierowski_88-90-28] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 88—90

[Gierowski_90-91-29] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ ⁷ Gierowski, p. 90—91

[Gierowski_91-93-30] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ ⁶ Gierowski, p. 91—93

[Gierowski_93-97-31] ¹ ² ³ Gierowski, p. 93—97

[Gierowski_97-99-32] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 97—99

[Szyndler_291-295-33] Bartłomiej Szyndler, Powstanie Kościuszkowskie 1794 (Kościuszko Uprising 1794), Wydawnictwo Ancher, Warsaw 1994, ISBN 83-85576-10-X, p. 291—295

[Gierowski_99-101-34] ¹ ² ³ ⁴ ⁵ Gierowski, p. 99—101

[Demokracji_szlacheckiej_nie_bylo/Wielowieyski-35] ¹ ² Demokracji szlacheckiej nie było (There was no democracy of nobles), Jarosław Kurski's interview with Daniel Beauvois, Andrzej Wielowieyski's polemic. Ornatowski genealogy www.ornatowski.com 27-01-2006

[Grodziski_129-36] Stanisław Grodziski – Polska w czasach przełomu (1764—1815) (Poland at the turning point (1764—1815)), p. 129

[1]

[2]

[3]

[4]

[5]

[6]

[7]

[8]

[9]

[10]

[11]

[12]

[13]

[14]

[15]

[16]

[17]

[18]

[19]

[20]

[21]

[22]

[23]

[24]

[25]

[26]

[27]

[28]

[29]

[30]

[31]

[32]

[33]

[34]

[35]

[36]