Душечка — Википедия

Душечка
Жанр	рассказ
Автор	Антон Чехов
Язык оригинала	русский
Дата написания	1898
Дата первой публикации	1899
Текст произведения в Викитеке

«Душечка» — рассказ Антона Павловича Чехова, написанный в декабре 1898 года. Впервые опубликован в журнале «Семья» (1899, № 1). Был включён в 9-й том прижизненного собрания сочинений Чехова, выпущенного книгоиздателем Адольфом Фёдоровичем Марксом. В рассказе отразились жизненные впечатления и воспоминания Чехова, связанные с его пребыванием в Таганроге, Москве, Ялте; в нём воспроизведены реальные приметы времени. Образ главной героини вызвал неоднозначную реакцию у современников Чехова, хотя в целом «Душечка» была тепло принята литературным сообществом России рубежа XIX—XX веков. В 1906 году Лев Николаевич Толстой напечатал рассказ в составленном им сборнике «Круг чтения», сопроводив публикацию послесловием, в котором представил свою трактовку сюжета и авторского замысла «Душечки».

В 1966 году рассказ был экранизирован на киностудии «Мосфильм» (в главной роли — Людмила Касаткина).

Сюжет[править | править код]

Оленька Племянникова, которую в городе за кроткий нрав называют душечкой, живёт в Цыганской слободке, недалеко от сада «Тиволи»; во флигеле близ её дома квартирует антрепренёр Кукин. Более всего его волнуют две проблемы: дождливая погода, мешающая зрителям посещать представления в его театре, и дурные вкусы публики, которая серьёзным постановкам предпочитает балаган. Выйдя замуж за Кукина, Оленька становится его помощницей. Она сидит на кассе, следит за работой буфета, контролирует поведение актёров. В один из дней антрепренёр уезжает в Москву за новой труппой. Вскоре героиня получает телеграмму, извещающую о скоропостижной смерти мужа^[1].

Затем в жизни молодой вдовы появляется управляющий лесным складом купца Бабакаева Василий Андреевич Пустовалов. Они женятся, и Оленька вместе с мужем начинает торговать древесиной. В её лексиконе появляются слова «балка», «кругляк», «лафет»; она рассказывает покупателям о тарифах, ценах и процентах. Когда через шесть лет после свадьбы Пустовалов, простудившись, тяжело заболевает и умирает, Оленька в течение полугода не снимает траурных одежд^[2].

Следующим увлечением Оленьки становится полковой ветеринар Смирнин. Теперь её волнуют проблемы грамотного ветеринарного надзора, и в разговорах со знакомыми она упоминает про необходимость повышенной заботы о домашних животных. Когда полк Смирнина переводят в другой регион, в жизни Оленьки наступает пустота. Проходят годы, и ветеринар возвращается вместе с женой и девятилетним сыном Александром. Ожившая Оленька поселяет семью в своём доме, а сама перебирается во флигель. Теперь смыслом её жизни становится забота о мальчике Саше: она провожает его в гимназию, учит с ним уроки и рассказывает всем о сложной программе первого класса. Более всего она боится, что уехавшая в Харьков жена Смирнина заберёт у неё ребёнка^[3].

История создания и публикации[править | править код]

В записных книжках Чехова сохранились заметки, свидетельствующие о том, что замысел будущего рассказа созревал и менялся у автора на протяжении десяти лет. Судя по черновым наброскам, Антон Павлович изначально планировал написать повесть, в которой фигурировала бы героиня, «излучающая любовь и ласку» и способная с теплотой смотреть на всё, что её окружает: «К старым, отживающим креслам, стульям и кушеткам Ольга Ивановна относилась с такой же почтительной нежностью, как и к старым собакам и лошадям». Произведение так и не было создано, хотя некоторые его мотивы обнаруживаются в «Рассказе неизвестного человека» (1892) и повести «Три года» (1895)^[4].

Непосредственное формирование сюжета «Душечки» началось, судя по чеховским записным книжкам, в 1893—1894 годах — предварительная авторская задумка выглядела так: «Была женой артиста — полюбила театр, писателей, казалось, вся ушла в дело мужа, и все удивлялись, что он так удачно женился; но вот он умер, она вышла за кондитера, и оказалось, что ничего она так не любит, как варить варенье…»^[5]. Затем разрабатываемая тема была отложена, и Чехов вернулся к ней лишь в 1898 году — по данным исследователей, рассказ был начат ориентировочно 26 ноября и написан в Ялте в течение десяти дней^[6].

В декабре 1898 года Антон Павлович отправил «Душечку» Николаю Эфросу, работавшему в секретариате газеты «Новости дня» и занимавшемуся выпуском литературного приложения к основному изданию — еженедельного журнала «Семья». Переписка между Эфросом и Чеховом свидетельствует о том, что Николай Ефимович, давно просивший Антона Павловича дать ему для публикации «рассказ, маленькую повесть, что хотите», немедленно выслал гонорар и пообещал направить для сверки корректорскую версию рассказа^[7].

Известие о том, что «Новости дня» получили «Душечку», быстро распространилось в газетно-журнальной среде — так, соиздатель газеты «Курьер» Ефим Коновицер 16 декабря откликнулся на событие отправленной в Ялту телеграммой: «Редакция „Курьера“ уполномочила меня слёзно просить Вас прислать рассказ новогодний номер внемлите просьбе не откажите». Публицист Виктор Гольцев, сотрудничавший с «Курьером», послал Чехову письмо, наполненное вопросами: «Дорогой друг, что случилось? Неужели ты попал в „Семью“ Липскерова? Неужели „Новости дня“ достойнее „Курьера“? Мы почувствовали и личное оскорбление». Журналист Пётр Сергеенко, с которым Чехов был знако́м с таганрогских времён, заметил в те дни, что «Эфрос не по чину берёт»^[7].

«Душечка», согласно договорённостям, вышла в 1-м номере «Семьи» за 1899 год, однако сам Чехов остался не слишком доволен совместной работой: он считал, что редакция проявила медлительность на этапе допечатной подготовки, а позже сообщал, что Эфрос долго не реагировал на его просьбы прислать журнал с публикацией. Готовя «Душечку» к включению в собрание своих сочинений, издаваемое Адольфом Марксом, писатель устранил некоторые стилистические и синтаксические неточности^[8].

Герои и возможные прототипы[править | править код]

Дочь Льва Николаевича Толстого — Татьяна Львовна Сухотина-Толстая — после прочтения «Душечки» не без смущения призналась, что узнала в Оленьке Племянниковой себя. Литературное сообщество конца XIX века вообще с большим интересом обсуждало тему вероятных прототипов чеховских персонажей: черты женщин из окружения писателя (таких, как Софья Кувшинникова, Лика Мизинова, Лидия Авилова, Лидия Яворская) читатели находили в героинях рассказов «Попрыгунья», «Ариадна», «О любви». Изучая этот вопрос применительно к «Душечке», литературовед Михаил Громов писал, что образ Оленьки «не сводится к Авиловой или Т. Л. Толстой», потому что в нём заложена «высокая абстракция жизни»^[9].

Антрепренёр Кукин, ставший первым мужем героини, вызвал её сочувствие из-за череды неудач, связанных с отсутствием зрителей в его театре. Надсадные речи, произносимые обитателем флигеля («Пусть артисты подают на меня в суд! Что суд? Хоть на каторгу в Сибирь!»), трогают Оленькину душу и пробуждают в ней желание разделить с квартирантом все несчастья. Выйдя за Кукина замуж, она дословно воспроизводит в разговорах его фразы и «отождествляет себя с ним». По замечанию литературоведа Зиновия Паперного, антрепренёр в рассказе — фигура комическая: он много суетится, хлопочет, подсчитывает убытки, произносит пафосные речи и считает себя представителем высокого искусства. Присутствие «душечки» в своей жизни он воспринимает как дополнение к повседневным заботам и даже в первую брачную ночь не может отрешиться от тревог: «Он был счастлив, но так как в день свадьбы и потом ночью шёл дождь, то с его лица не сходило выражение отчаяния»^[1].

При создании образа второго мужа Оленьки, возможно, были использованы личные впечатления автора, который в 1898 году начал строительство своей дачи в Аутке. Подрядные работы выполнялись сотрудником лесного двора Бабакаем Кальфом, имя которого напоминает фамилию купца из «Душечки»^[10]. В отличие от беспокойного Кукина, Василий Андреевич Пустовалов — человек солидный, степенный и основательный. Находясь рядом с ним, героиня быстро забывает про свой интерес к театру — теперь её жизнь заполнена не только складами с древесиной, но и неспешными выходами в церковь и баню, приготовлением сытных обедов, обустройством конторы. Как и в прежнем браке, Оленька полностью растворяется в муже^[2].

Любовь «душечки» к ветеринару Смирнину рождается опять-таки из жалости: его семейная жизнь не складывается, он находится в разводе и отправляет бывшей супруге деньги на содержание сына Саши. Постепенно привязываясь к ветеринару, Оленька забывает о продаже древесины — теперь в круг её интересов входят вопросы распространения чумы у крупного рогатого скота и прочие недуги животных^[11]. После отъезда Смирнина героиня погружается в состояние полной апатии: «Её душа опустела, потому что жить самою собой, своими только делами и заботами „душечка“ не умела»^[12].

Возвращение ветеринара в Цыганскую слободку окрыляет Оленьку, и даже присутствие его жены (вскоре уехавшей) не может избавить героиню от радостного возбуждения: «Она больше не будет одна, кончилось её одиночество»^[12]. Теперь в её жизни начинается новый этап, и связан он с заботами о мальчике Саше. По мнению исследователей, в образе девятилетнего гимназиста воплотились черты юного Серёжи Киселёва, сына знакомой Чехова, который жил в московском доме Антона Павловича в 1888 году^[13].

Казалось бы, привязанность «душечки» к ребёнку Саше — совсем иная материя, чем её любовь к Кукину, Пустовалову, Смирнину. Но это не так: основа её увлечений во всех случаях — материнское, стихийное, не раздумывающее чувство, жалостливость, доброта, готовность обласкать, одарить, отдать всё до конца^[14].

Приметы времени[править | править код]

Переехав в Ялту осенью 1898 года, Чехов достаточно быстро изучил городскую среду. Некоторые наблюдения писателя нашли отражение в «Душечке». К примеру, проблемы, с которыми сталкивается Кукин, пытающийся «приступом взять своего главного врага — равнодушную публику», во многом совпадали с реальным положением дел в ялтинском театре. Его руководитель С. Н. Новиков, заключивший договор на аренду помещений, прилагал массу усилий для приглашения в город гастролирующих артистов и трупп. Однако зрители почти не реагировали на афиши; не помогало даже сезонное снижение цен на билеты. Газета «Крымский курьер» писала в октябре 1898 года, что прибывшее в Ялту Товарищество русских драматических артистов, «стараясь примениться ко вкусам публики», спешно заменило серьёзные драматические постановки «лёгкой комедией и фарсами… Комедии и фарсы также не посещались публикой»^[15].

Оленька, рассказывая знакомым о необразованности зрителей, упоминает о двух сценических произведениях, прошедших в почти пустом зале, — «Фаусте наизнанку» Флоримона Эрве и «Орфее в аду» Жака Оффенбаха. Эти оперетты не значились в списке постановок ялтинского театра^[16], однако литературоведы предполагают, что Чехов мог познакомиться с ними в юношеские годы в Таганроге^[17]. Кроме того, летом 1898 года Антон Павлович, находившийся в течение нескольких дней в Москве, посетил театр «Эрмитаж», в репертуар которого были включены оба спектакля^[18].

То, что третьим увлечением «душечки» становится именно ветеринар, — не случайно: по данным исследователей, в конце 1890-х годов в Ялте проходил громкий, освещаемый местной прессой судебный процесс о нарушениях в городских бойнях. Чехову была близка эта тема: в первой половине 1890-х годов он как земский врач присутствовал на заседаниях Серпуховской санитарно-врачебной службы, анализировавшей ветеринарную деятельность. Интерес писателя к судебному делу о слабом контроле за обследованием животных подогревался также рассказами ялтинских знакомых Антона Павловича — певца Дмитрия Усатова и санитарного врача города Павла Розанова^[19]. По замечанию литературоведа Анны Мелковой, эти и другие приметы реальной действительности, включённые в рассказ, свидетельствовали о стремлении Чехова соединить вымысел с «точными чертами современной жизни»^[10].

Отзывы[править | править код]

Рассказ был напечатан в «Семье» 3 января 1899 года, и уже на следующий день на него поступил первый отклик: москвичка, представившаяся «усердной читательницей и почитательницей» Антона Павловича, просила автора ответить на ряд вопросов — её, в частности, интересовало, почему Чехов «остановился на подобном типе женщины». Образ Оленьки, по словам читательницы, вызвал у неё сострадание и недоумение. Иное мнение прозвучало в письмах прозаика Елены Михайловны Шавровой, которая нашла «душечку» «милым» персонажем и сообщила, что журнал с публикацией рассказа был прочитан в её доме многократно^[20].

По воспоминаниям благотворительницы Зинаиды Морозовой, она была настолько тронута содержанием рассказа, что в знак признательности отправила Чехову в Ялту подушечку с вышивкой «За Душечку». Тот в ответ сообщил, что «многие строгие дамы недовольны его рассказом: „Пишут мне сердитые письма“». Театральный режиссёр Владимир Немирович-Данченко, познакомившийся с чеховским произведением лишь в 1903 году, назвал его «прекрасной вещью»: «„Душечка“ — это не тип, а целый вид. Все женщины делятся на „душечек“ и какой-то другой „вид“, причём первых — 95 %, а вторых только 5»^[21].

Большое впечатление «Душечка» произвела на Льва Толстого: в его доме только в январе 1899 года как минимум трижды устраивались чтения рассказа. По свидетельству Петра Сергеенко, доставившего номер «Семьи» писателю, Лев Николаевич с удовольствием обсуждал историю жизни Оленьки Племянниковой и легко цитировал отдельные фрагменты произведения. Когда в доме появлялись гости, Толстой встречал их вопросом: «Читали новый рассказ Чехова — „Душечку“? Нет? Хотите послушать?»^[23]. Музыкант Александр Гольденвейзер, находившийся у Толстых во время этих чтений, писал:

Читал Лев Николаевич чудесно. Очень просто, как будто сам что-то рассказывал… Единственным минусом его чтения было то, что он не всегда мог оставаться беспристрастным. В комических местах иногда сам начинал до слёз смеяться, а в трогательных обливался слезами^[24].

Подобные чтения «Душечки» устраивались зимой 1899 года и в других домах. Как рассказывал профессор Московского университета Александр Фохт, ему не только довелось присутствовать в такой момент в гостях у юриста Николая Давыдова, но и выступить в роли чтеца. Реакция слушателей, среди которых были судья Анатолий Кони, историк Василий Ключевский и актёр Александр Сумбатов-Южин, оказалась весьма тёплой; при обсуждении собравшиеся говорили о том, что «Чехов думал сделать свою героиню смешной, но она вышла симпатичной, получился непосредственный женский тип, исполненный детской доброты»^[25][21].

Гораздо более жёстко оценил образ Оленьки Племянниковой в 1904 году Максим Горький — он назвал её героиней, «не способной к протесту», «шмыгающей, как серая мышь» и умеющей лишь «так рабски, так много любить». Аналогичное мнение высказал журналист Александр Глинка, писавший под псевдонимом Волжский, — в «душечке» он увидел «редкий по своей выразительности экземпляр из категории бессознательно-равнодушных людей Чехова»^[26].

В 1906 году Лев Толстой при составлении «Круга чтения», представляющего собой «мысли многих писателей об истине, жизни и поведении», включил в сборник и «Душечку». Рассказ, напечатанный с небольшими сокращениями, сопровождался послесловием, в котором Лев Николаевич дал собственную трактовку чеховского произведения. По словам Толстого, работа над ним совпала с зарождением новых общественных идей, — речь, в частности, идёт «о неясном представлении о новой женщине, об её равноправии с мужчиной, развитой, учёной». Лев Николаевич считал, что именно «женский вопрос» и желание показать, какой «не должна быть женщина», заставили Чехова обратиться к истории Оленьки Племянниковой. «Валак общественного мнения приглашал Чехова проклясть слабую, покоряющуюся, преданную мужчине, неразвитую женщину… но бог поэзии запретил ему и велел благословить», — писал Толстой в послесловии^[27].

Художественные особенности[править | править код]

Авторский путь от замысла к воплощению[править | править код]

По замечанию литературоведа Андрея Туркова, начало рассказа, в котором стоящий во дворе дома Кукин смотрит на небо и патетично восклицает, что дождь — «это петля», напоминает завязку ранних историй Антоши Чехонте, и читатель вправе ожидать, что далее последует некое подобие анекдота с занимательным сюжетом^[28]. Однако постепенно интонация произведения меняется; при этом метаморфозы происходят не с героиней, которая с первой до последней страницы «остаётся эхом чужих мнений», а с автором^[29].

В записных книжках Антона Павловича будущая «душечка» выглядит как пародийный персонаж и напоминает управляемую театральную куклу, которая любит не мужей, а их пристрастия, увлечения, жизненные интересы. В итоговой редакции смешным оказывается, напротив, Кукин, по отношению к которому Оленька испытывает настоящее чувство^[30]. Столь же сильный контраст между замыслом и окончательным вариантом просматривается в истории со вторым замужеством героини: вместо кондитера, фигурирующего в предварительных набросках, в рассказе появляется управляющий лесным складом Пустовалов^[31]. Он — по сравнению с нелепым антрепренёром — человек внушительный и вальяжный: «Разница подчёркнута и в фамилиях: „Кукин“ — что-то малосолидное, смешное, куцее; „Пустовалов“ — более монументальное и представительное»^[32]. Лёгкая авторская насмешка, присутствующая и в черновике, и на первых страницах рассказа, по мере движения сюжета уступает место мягким нотам. В финале «Душечки» иронии уже нет места^[33].

История рассказа «Душечка» представляет собой движение от сатиры к лирике. При этом сатира не перестаёт быть самою собою, не утрачивает своей иронии, но как бы смягчает приговор персонажу… И мы снова убеждаемся: записные книжки Чехова — мир особый. Мир предобразных туманностей, в котором неясно различаются контуры будущих лиц, судеб, сюжетов^[33].

Стиль и композиция[править | править код]

Анализируя композицию рассказа, исследователи обращают внимание на определённое «взаимоуподобление» событий и ситуаций, благодаря которому в значительной степени раскрывается характер главной героини. Так, после отъезда Кукина, отправившегося в Москву набирать труппу, в их дом приносят телеграмму, извещающую о скоропостижной кончине антрепренёра. В финале «Душечки» Оленька просыпается от ночного стука в калитку и замирает от страха: ей представляется, что почтальон принёс депешу из Харькова от Сашиной матери, решившей забрать себе сына. Подобное повторение мотивов, в каждом из которых есть предчувствие неминуемой беды (телеграммы в обоих случаях означают для героини смерть), показывает, что «в „Душечке“ особенного искусства достигло умение Чехова соотносить между собой „главки“, детали, фразы»^[34].

Одним из художественных приёмов, используемых Чеховым в «Душечке», является, по словам литературоведа Анатолия Чудакова, включение в авторский текст «голоса» того или иного персонажа^[35]. К примеру, повествуя о сердечной привязанности Оленьки к Кукину, Антон Павлович писал: «Публику она так же, как и он, презирала за равнодушие к искусству и за невежество» — в этой фразе речь рассказчика переплетается с лексикой антрепренёра и его жены^[36]. Другая стилистическая особенность — появление в рассказе авторских вопросов и ответов — обнаруживается и в начале произведения, и в конце, когда «душечка» смотрит вслед уходящему в гимназию Саше: «За этого чужого мальчика, за эти ямочки на щеках, за картуз, она отдала бы всю свою жизнь… Почему? А кто ж его знает — почему?»^[37].

Чехов не только в «Душечке», но и в других произведениях стремился раскрыть характер персонажей с помощью элементов «предметного мира»; порой для передачи настроения героя достаточно было одной неожиданной детали. Так, при описании душевного состояния Оленьки, в которой жизнь после отъезда ветеринара Смирнина точно замерла, Антон Павлович использовал бытовую подробность: «Теперь она была уже совершенно одна. Отец давно уже умер, и кресло его валялось на чердаке, запылённое, без одной ножки»^[38]. Значимость этого внезапного штриха усиливается, если принять во внимание, что ранее автор не упоминал ни о мебели в доме «душечки», ни об её отце, утверждает Чудаков^[39].

Литературная перекличка[править | править код]

Среди литературных «родственниц» Оленьки Племянниковой исследователи выделяют прежде всего Агафью Матвеевну Пшеницыну из романа Ивана Гончарова «Обломов». Героинь сближает неудержимое желание «облекать, греть, нежить и покоить» близких им людей. И та, и другая наделены даром жертвенной любви — «полной, невзыскующей и живущей лишь собой, да присутствием любимого, да ровной силой все прибывающего самозабвения»^[40]. При этом спектр личных переживаний «душечки» всё-таки несколько богаче, чем Пшеницыной: для Оленьки любовь означает не только безоглядность чувств, но и способность легко менять свои воззрения и суждения в зависимости от интересов очередного спутника жизни^[41], тогда как Агафью Матвеевну отличает полное «отсутствие рефлексии» по поводу душевных переживаний её избранника^[40].

Другая литературная «предшественница» чеховской героини, демонстрирующая готовность стать чужой тенью, фигурирует в цикле очерков Михаила Салтыкова-Щедрина «Благонамеренные речи» — её зовут «кузина Машенька». Рассказчик вспоминает, что знал её ещё шестнадцатилетней девушкой, при взгляде на которую можно было испытывать лишь умиление. Их новая встреча происходит двадцать лет спустя; за это время Мария Петровна не изменилась ни внешне, ни внутренне: «Возьми теперь эту тридцатисемилетнюю девочку за руку и веди её, куда тебе хочется… И что всего важнее, нигде она не пропадёт, ничем её не собьёшь, кроме разве, что найдётся и ещё кто-нибудь и тоже возьмёт её за ручку, и тоже поведёт, куда ему хочется»^[42].

История жизни «душечки» сопоставима с постепенным перерождением другого чеховского персонажа — доктора Старцева из рассказа «Ионыч». Став женой Пустовалова, Оленька с готовностью отрекается от прежних увлечений; когда знакомые предлагают супругам посетить театр или цирк, героиня степенно отвечает, что на развлечения им с Васечкой не хватает времени: «В театрах этих что хорошего?» Подобным образом Ионыч, забыв про свою былую любовь к Катерине Ивановне Туркиной, в разговорах с горожанами демонстрирует отчуждённость: «Это вы про каких Туркиных?»^[41].

Экранизация[править | править код]

В 1966 году режиссёр Сергей Колосов снял на киностудии «Мосфильм» фильм по мотивам рассказа «Душечка». Роль Оленьки Племянниковой исполнила Людмила Касаткина, образ Кукина воплотил на экране Ролан Быков. В фильме также снимались Роман Ткачук (Василий Андреевич) и Валентин Никулин (ветеринар)^[43]. Съёмки проходили в Суздале; местные жители и туристы, посещавшие город, участвовали в массовых сценах^[44].

Примечания[править | править код]

Литература[править | править код]

• Дмитриева Н. А. Женский вопрос («Ариадна», «Душечка» ) // Послание Чехова. — М.: Прогресс-Традиция, 2007. — С. 212—251. — 368 с. — 1000 экз. — ISBN 5-89826-280-6.
• Мелкова А. С. Творческая судьба рассказа «Душечка» // В творческой лаборатории Чехова. — М.: Наука, 1974. — С. 78—96.
• Громов М. П. Книга о Чехове. — М.: Современник, 1989. — ISBN 5-270-006162.
• Паперный З. С. Записные книжки Чехова. — М.: Советский писатель, 1976.
• Турков А. М. Чехов и его время. — М.: Гелеос, 2003. — ISBN 5-8189-0268-4.
• Чудаков А. П. Поэтика Чехова. — М.: Наука, 1971.
• Полоцкая Э. А. Пути чеховских героев. — М.: Просвещение, 1983.
• Мелкова А. С. «Душечка». Примечания // А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. — М.: Наука, 1986. — Т. 10. — С. 404—414.

Эта статья входит в число хороших статей русскоязычного раздела Википедии.