Дифференции — Википедия

Изображения Браулио, епископа Сарагосского, и Исидора Севильского (справа). Миниатюра X века

«Диффере́нции», или «О различиях» (лат. Differentiae), — философский трактат средневекового учёного Исидора Севильского (между 560 и 570 — 636), предположительно, самое раннее его сочинение. По форме — дидактический трактат, предназначенный для священнослужителей. Первая часть — «О различиях слов» (De differentiis verborum) — является алфавитным списком латинских синонимов и омонимов, вторая — «О различиях вещей» (De differentiis rerum) — посвящена некоторым богословским терминам и понятиям, включая тринитаризм и христологию[1]. Трактат в концентрированном виде представляет особенности богословских и антропологических взглядов автора. В частности, вера является связью через взаимное обязательство, которые берут на себя двое — то есть человек и Бог. Религия есть связь служения, совершаемого человеком Богу, но сама по себе она не является добродетелью.

Значительная часть содержания трактата вошла в разные книги «Этимологий». В силу этого обстоятельства, «Дифференции» долгое время не считались самостоятельным сочинением. Новый этап в исследовании содержательных особенностей текста и его места в творчестве Исидора начался в 1992 году, после выхода критического издания К. Кодоньер.

Первая книга «Дифференций». Метод Исидора[править | править код]

Исследователи творчества Исидора В. Уколова и С. Воронцов отмечали, что к числу энциклопедических сочинений Исидора, помимо «Этимологий», относится и первая книга «Дифференций». Эта последняя традиционно рассматривается в историографии как относящаяся к сфере языкознания и грамматики, поскольку компендиум дифференций (коротких «лемм», в которых объясняется различие между похожими по написанию, звучанию или значению словами) — прежде всего грамматический жанр[2][3].

Трактат «Различия» (или «Дифференции») предназначался для разграничения слов и понятий. Это сочинение может одновременно рассматриваться как грамматическое, богословское и философское. Исидор Севильский положил в основу концепции своего сочинения вопрос о возникновении мира, разграничивая сотворение мира (creatio) и придание ему формы (formatio). Поскольку в Толедском королевстве ортодоксальная трактовка христианства победила лишь за несколько лет до начала его работы, епископ Севильский писал в контексте тринитарных и христологических споров и поставил перед собой генеральную задачу доказательства определённых мировоззренческих посылок и предостережение от возможности впасть в заблуждение. На это указывает и подзаголовок — «Различия, или О собственном значении слов» (Differentiarum sive de proprietate sermonum). Об этом же свидетельствует разъяснение столь принципиальных для христианства различий между Троицей и единством, лицом и сущностью, законом и Евангелием, божественной благодатью и свободой воли, ересью и схизмой и проч.[4] Место «Дифференций» в творчестве Исидора Севильского стало пересматриваться после выхода критического издания этого трактата в 1992 году под редакцией Кармен Кодоньер[5].

Универсальным методом работы Исидора Севильского было заимствование отрывков других текстов и их мозаичное конструирование. Творческий момент проявлялся через изменение текстов источников, что в ряде случаев делает почти невозможным исследование: не всегда известны или не всегда сохранились источники, не всегда можно разделить адаптацию или трансформацию исходного текста[6]. Ситуация усложняется тематической разбивкой лемм, причём после исследований 1990-х годов выяснилось, что алфавитный порядок лемм-дифференций — следствие позднейшей редакции, а первоначальный текст был крайне неоднороден. С. Воронцов описывал это следующим образом: из 482 лемм 172 сгруппированы по темам (причём в леммах 98—172 связь между темами ассоциативная), леммы со 173 по 313 распределены по грамматическим категориям — формам слов и частям речи; заключительные леммы вновь выстроены в тематическом порядке, как строгом, так и ассоциативном. Исходя из группировки лемм, в тексте можно выделить две тематические части и одну грамматическую[7]. Разработанные Исидором схемы и рубрики впоследствии в доработанном виде были использованы и в «Этимологиях», так же как и группы лемм соответствовали темам книг энциклопедии, а некоторые леммы были переработаны. Важнейшим отличием, однако, служили именно методологические основания[6].

При всём разнообразии конкретных форм сочинения Исидора Севильского демонстрируют единство познавательного метода. Метод для него не только описание или констатация того, что заслуживало в его глазах включения в систему знания, но и конструирование самого знания. Естественно, что с позиции современной науки это вызывало нападки в бессмыслице и обвинения самого Севильца в некритическом подходе и даже «глупости». Тем не менее, Исидор полностью находился в античной парадигме знания, которое укладывалось в рамки умозрительных частных или универсальных философско-мировоззренческих концепций. Познание в этой парадигме было отысканием присущего конкретной вещи или классу вещей именования в бесконечном перечне имён. Со времён Платона слово воспринималось как бо́льшая реальность, чем преходящесть материальных сущностей, а именование означало овладение сущностью вещи или явления[8]. В эпоху Поздней Античности возникло существенное расхождение между свойственными сознанию того времени формированием формально-логической конструкции и безудержного образо- и словотворчества, что прямо выражалось в противостоянии христианства и неоплатонизма. В. Уколова описывала эту ситуацию следующим образом:

Создаётся наиболее синтетическая и наиболее абстрактная система философии — неоплатонизм, в которой слово достигает такого уровня абстракции и символизации, что становится понятным лишь узкой группе посвящённых, по существу превращаясь в своеобразный «код мудрецов». С другой стороны, в христианстве, претендовавшем на роль единственно истинной системы миропонимания, слово субстантивируется, становится воплощением Бога, связью, скрепляющей мир земной, человеческий и небесный, божественный, тем, что даёт бытие всему существу. Но между этими двумя полюсами существует и трансформируется «житейская реальность» слова как средства человеческого общения, элемента литературы, образования, познания[9].

Исидор Севильский продолжил течение школьной риторической традиции, которая придавала словам значение хранилища и средства передачи определённой, строго отмеренной информации. Для него было очень важным опираться на авторитет предшественников, в котором он видел смысл, ценность и значимость своей работы. Соответственно, епископ Севильи допускал использование языческой мудрости в христианском мире и постоянно к ней обращался. Познание для него было одним из важнейших условий подлинно полного бытия человека — «Много знать и правительно жить»[10]. Обрести самого себя можно только через знание, что обосновывалось Исидором в трактате «Синонимы, или О стенании души». Вместе с тем легко убедиться, что он значительно реже прибегал к оригинальным античным источникам, нежели к учебной литературе — схолиям, комментариям, бревиариям. Из римской школы Исидор унаследовал любовь к конспектированию и монтажу отрывков. По выражению Ж. Фонтэна, это сообщало его энциклопедическим трудам «телеграфность» стиля, которая контрастировала с велеречивостью его богословских трудов, которые в Средневековье считались одним из эталонов красоты латинского слога[11].

Леммы первой книги «Дифференций»[править | править код]

Джованни ди Паоло. «Сотворение мира и изгнание из Рая», около 1445

Структура и содержание первой книги «Дифференций» могут быть проиллюстрированы на материале первой леммы, посвящённой понятию «эфир». Исидор определяет его по комментарию Сервия к «Энеиде» (III. 585) как верхний слой воздуха, а не элемент. Далее идут леммы, тематически воспроизводящие структуру Космоса: эфир, небо (первая лемма), звёзды (вторая лемма), земная поверхность и моря (третья лемма), верхний и нижний слои почвы (четвертая лемма), два уровня ада (пятая лемма). В последней Исидор использовал суждения Августина из «Толкования на псалмы» (Enarrationes in Psalmos 85. 17)[12]. Следующие за ними леммы 6—15 посвящены теме времени. Время разбито на прошлое, настоящее, будущее; но в леммах 6 и 8 даны бинарные оппозиции вечности и постоянства, разведение которых произведено в лемме 8. Первоисточником его, по-видимому, был комментарий Доната на «Андрию» Теренция. Исидор существенно поменял смыслы — у Доната эпитет «вечный» относится к богам, а «постоянный, пожизненный» к людям; комментируемое выражение «я же сужу, что богам присуща вечная жизнь» направлено против Эпикура. Исидор заменил в комментарии Доната «богов» на Бога, поставив вместо «людей» душу и ангелов. Относительно небольшие изменения в тексте ведут к существенным изменениям смысла, относящегося к общему месту христианской доктрины. Модусы вечности раскрываются в пояснении Исидора: «вечность» не имеет ни начала, ни конца, «постоянство» — имеет начало[13].

Подобным образом Исидор трактовал различия духа и души, а также тела и плоти (леммы 370—371). Первая также основана на комментарии Сервия, который различал душу (anima) как относящуюся к жизни и дух (animus) — как относящийся к разумной деятельности. Дифференция тела и плоти была адаптирована из трактата «Против Иоанна Иерусалимского» Иеронима Стридонского. Иероним в оригинале опровергал оригенистский тезис, отрицающий воскресение плоти: не все тела состоят из плоти, есть тела невидимые и неосязаемые. Исидор далее по ассоциации переходил к понятиям внешнего вида (фигура, подобие, форма, красота), строению человеческого тела (леммы 374, 377—385), вопросам уродства (леммы 395—397) и возрастов (леммы 398—400). Многие философские леммы основаны на патристических источниках и не имеют связи с другими леммами либо объединены формально — темой. Примером являются леммы, включающие понятия познания и мышления[14].

Лемма 88 посвящена дифференции беззакония и греха, построенной на соответствии душевных и телесных качеств. Источником Исидору послужили «Апологии Давида» Амвросия. Амвросий трактовал беззаконие как страсть, а грех — как поступок, пользуясь аналогией с различием души и тела. Исидор именно это различение вынес на первый план и отнёс к теме беззакония всё, что относится к сфере помыслов, включая согласие и услаждения. С грехом прямо связаны понятия «слово», «дело» и «навык». Иными словами, беззаконие относится к душевной сфере, мысли и переживанию, а грех — действие в телесной сфере[15]. Пара понятий «грех — беззаконие» была в первую очередь актуальна для патристической философии, и элементы этого различения встречаются в леммах, посвящённых порокам. Леммы 90—92 («завистливый — завидный», «ревность — зависть», «гнев — гневливость») основаны на фрагменте «Толкования на Послание к Галатам» Иеронима, хотя он, в свою очередь, основывался на «Тускуланских беседах» Цицерона. Толкование понятия «похоть» (libido, лемма 111), «прелюбодеяние» (лемма 116) и дифференция «проступок — гнусность» (лемма 117) заимствованы из Августина, в частности, трактата о «О христианском учении». Также на учении Августина основана лемма 99, в которой рассматривается не только отрицательное, но и положительное значение страха: различие между страхом потерять временные блага и страхом Божьим[16].

Леммы 16—29 посвящены религии и добродетели. В лемме 16 Исидор Севильский сопоставлял понятие «religio» с понятием веры (fides), а в следующей, 17-й лемме, противопоставляет их гетеродоксии (суеверие, ересь, секта и раскол). Впоследствии эти леммы составили вторую и третью главы VIII книги «Этимологий»[17]. По С. Воронцову, античная традиция (у Платона, Цицерона и Макробия) соединяла понятия «справедливость» (др.-греч. δικαιοσύνη, лат. iustitia) и «религия, благочестие» (др.-греч. ὁσιότης, лат. religio). Лактанций, сверх того, связал с религией понятие мудрости (sapientia), так как знание о Боге с необходимостью предшествует Его почитанию, а мудрость также является знанием о Боге (Diuinae institutiones I. 1; IV. 3-4). Исидор делал акцент на «убеждённости, с помощью которой мы исповедуем Бога» («Fides est credulitas, qua Deum confitemur»: Differentiae I. 16), то есть необходимости веры для религии[18].

Этимология слова «fides» («вера») выводилась Исидором от «fit quod dicitur» («сказанное делается») и была заимствована у Августина, который, в свою очередь, использовал диалог Цицерона «О государстве», причём в основе своей это было юридическим понятием[18]. В его понимании вера является связью через взаимное обязательство, которые берут на себя двое — то есть человек и Бог. Религия («religare» — 'связывать') по этимологии есть связь служения, совершаемого человеком Богу. Этимология восходила к текстам Сервия и Лактанция, но Исидор игнорировал у Лактанция важный акцент на врождённости стремления человека к Богу[18]. Цельной концепции относительно религии и добродетелей ещё не выражено, но просматривается авторская позиция Исидора по ряду вопросов[19].

В первой книге «Дифференций» наиболее глубоко была проработана этика, которая опирается на «Толкование на Послание к Галатам» Иеронима и «Об обязанностях» Амвросия, в свою очередь, восходящие к «Тускуланским беседам» и «Об обязанностях» Цицерона соответственно[19]. В результате концептуальные христианские элементы зачастую приобретают стоический оттенок, в частности, когда в основе дифференции беззакония и греха используется соответствие духовного (беззаконие) и телесного (грех). Определение добродетели восходит к данному Цицероном в трактате «О нахождении». Здесь примечательнее всего то, что религия Исидором не рассматривалась в качестве добродетели[20].

Вторая книга «Дифференций»[править | править код]

Вторая книга «Дифференций» сравнительно редко попадала в поле зрения исследователей творчества Исидора Севильского, поскольку её содержание фактически повторяется в «Этимологиях» и «Сентенциях»[21]. Вторая книга демонстрирует развитие метода дифференций — диалектического, который исключительно и применяется в этой части трактата. Часть лемм второй книги «Дифференций» была использована в «Этимологиях»: седьмая лемма (с объяснением имён Христа) вошла в седьмую книгу «Этимологий» («О Боге, ангелах и святых»). Леммы 17—19, трактующие об устройстве человеческого тела и возрастах, были в переработанном виде использованы в одиннадцатой книге «Этимологий». Леммы 6—10, посвящённые христологии, во многом совпадают с текстом исповедания Второго Севильского собора (619 года)[22]. Дж. Бруньоли назвал жанр второй книги «Дифференций» — философским бревиарием. Изложение идёт последовательно: теология (леммы 1—12), естественная философия (леммы 13—19), философия познания (леммы 20—24), психология (леммы 25—28), моральная философия (леммы 29—41).

По мнению С. Воронцова, структура текста и авторский замысел могут быть реконструированы следующим образом. В леммах 16—18 даются определения человека через различение его с ангелами и неразумными животными, а в лемме 13 приводится схема иерархии сущностей, в котором положение человека указывается между скотом и ангелом. На вершине иерархии — Бог, который управляет, вдохновляет и движет всеми прочими существами. Бог — создатель иерархии сущностей, а поскольку человеческая природа занимала Исидора-философа прежде всего, она могла быть объяснена только во Христе[23]. В 16-й лемме даётся определение человека, намечающее план последующих лемм. Человек — существо, состоящее из тела, и души, и духа, разумное, наделённое свободной волей и способностью к добродетели и ко греху. Леммы 17—19 посвящены человеческому телу (физиология, схема возрастов, пол), в 25—28 леммах описываются отличия души и её отличие от тела. Учение о свободе воли раскрывается в 30-й лемме, а 31-я лемма (о Законе и благодати) является дополнением предыдущей. Способность к пороку и добродетели раскрывается в леммах 29, 32—35, в которых этическая и теологическая тематика пересекаются (учение об активной и созерцательной жизни, соотношение веры и дел и теологические добродетели). Леммы 36—41 посвящены понятию мудрости, которое раскрывается как по отношению к знанию (лемма 36), так и в контексте сопоставления мудрости и красноречия (лемма 37). В первом случае мудрость осмысляется скорее в христианском духе, а во втором — прямо отождествляется с философией. Далее следует классическое деление философии на три части: физику, логику и этику. Завершает книгу лемма, посвящённая пороку[24].

Триадология[править | править код]

Scutum Fidei (Щит веры) — средневековый символ Троицы

Леммы 1—4 посвящены учению о триединстве Божества. В первой лемме разделяются понятия «Бог» и «Господь». С атрибуцией первого Отцу, а второго — Сыну, Исидор Севильский дискутировал, опираясь на безразличное употребление имён в Писании. Предлагается различать эти имена исходя из дихотомии отношения к Богу, заданной библейской традицией, дихотомии любви и страха. В этой части сильно влияние текста IV века «Толкование на Послание к Галатам», а с другой стороны — Лактанция, который указывает на двойственное отношение человека к Богу: «любить его как Отца и служить как Господу» (IV. 28). Параллели, выстраиваемые Исидором, однако, оригинальны: имя «Бог» — обозначает природу — вызывает любовь; имя «Господь» — обозначает власть — вызывает страх[24].

Рассмотрение триадологии основано на «Исповедании веры», приписываемом Евсевию Верчелльскому. Единство Троицы объясняется с помощью термина substantia, который в четвёртой лемме разделяется с термином essentia, троичность же — через понятие отношения лиц (relatio personarum). Далее выстраиваются триады качеств: рождённый — исходящий (лемма 2); нерождённый, несотворённый — рождённый, несотворённый — нерождённый, исходящий (лемма 3). Соотнося Лица Троицы с единой субстанцией, Исидор Севильский прибегал к образам огня, света и тепла. Пример приводился из «Изложения веры», приписываемого Венанцию Фортунату:

«солнце, свет и тепло, наименования три, и три — одно… три этих названия, а вещь узнается [из них] одна. Так и Отец, Сын и Святой Дух — едины в Божестве»[25].

По С. Воронцову, преимущественное использование Исидором термина «субстанция» говорит об опоре на триадологию, разрабатываемую на Западе до Августина, который предпочитал другой термин — «эссенция»[25]. В четвёртой лемме данные термины разделяются на основании «Книги о Соборе» Илария Пиктавийского и «Книги против ариан» Фебадия Аженского. Для Исидора принципиальное значение имеет термин «субстанция», ибо через него поясняется единство Бога; «эссенция» служит только, чтобы сконструировать дифференцию в 4-й лемме[26]. Исидор избирал в качестве главной черты субстанции самостоятельное существование, а для эссенции — вечность и бытие в собственном смысле[27].

Христология и антропология[править | править код]

Христос во славе. Миниатюра на л. 796v Амиатинского кодекса. Библиотека Лауренциана

Учение о Христе излагается в леммах 5—10, при этом Исидор Севильский раскрывал две темы: две природы во Христе (леммы 5—8) и отличия между Христом и человеком в состоянии грехопадения (леммы 9—10). Лемма 7 толкует разные именования Сына Божия и разделяет природные (naturalia) и привходящие (accidentia). Толкования заимствованы из трактата Григория Эльвирского «О вере», но деления там нет — это творчество Исидора Севильского. Деление проводится по следующему критерию — природные имена связаны с Его божественным превосходством (diuinitatis excellentia). Имя «Посредник», подразумевающее наличие человеческой природы, оказывается природным, а «Человек» — привходящим. Это свидетельство антиарианской направленности данных лемм: ариане отрицали божественную природу Сына, поэтому те имена, которые не указывают на неё напрямую, должны оказываться привходящими, а не природными[27].

В леммах 8—10, основанных на «Моралиях[en]» Григория Великого, проводится различие между человеческой природой Христа и падшей природой обычного человека. Дифференция устанавливается через соотнесение человеческой природы Христа с его божественной природой, а «нашей природы» — с грехопадением (praeuaricatio), которому посвящены отдельные леммы. Таким образом, Христос при рождении не наследует первородного греха, умирает и воскресает по Своей воле, обычный же человек его наследует, умирает в силу грехопадения, а воскресает по милости Христа. Используя 17-е письмо Фульгенция Руспийского, в котором говорилось о двух рождениях Христа — предвечно от Отца и по человечеству, Исидор выстроил иной терминологический ряд. Слово «natiuitas» он заменяет словом «generatio» («происхождение»). Христос имеет два происхождения: божественное и человеческое, из них только первое обозначается как рождение, второе же — как творение[28].

При объяснении грехопадения Исидор по Григорию Великому разделяет грехопадение человека и ангелов, первому из которых оно прощается ввиду того, что у человека имеется тело — это так называемая тяжесть слабости (pondus infirmitatis). Вообще учение о творении и грехопадении излагается крайне лапидарно, следует библейскому тексту только в самых общих чертах, причём конкретно не указывается, что за чем возникло. Сюжет грехопадения также не обсуждается и даже не пересказывается; не упоминал Исидор и традиционного объяснения грехопадения как непослушания Богу. Учение о душе Исидор завершил рассмотрением вопроса о её происхождении (лемма 28) в свете практического церковного вопроса о крещении младенцев. Затем Исидор переходит к темам, относящимся к области нравственного богословия и смежным, — свободы воли и предопределения (лемма 30), Закона и Евангелия (лемма 31)[29].

Исидор особо останавливался на связи веры, надежды и любви (1Кор. 13:13). Не называя их добродетелями, он, по-видимому, полагал их фундаментальными категориями личного спасения. При этом выстраивается ассоциативный ряд: вера — настоящее, надежда — будущее, любовь — вечность. В земной жизни одно качество не может существовать без остальных, однако взаимообусловлены только вера и надежда, любовь же обуславливает их, но не обуславливается ими, поскольку любовь качественно отличается от веры и надежды. Только она сохраняется в вечности[30]. Данная схема является оригинальной разработкой Исидора Севильского[31].

Понятие любви трактовалось епископом Севильским по Григорию Великому. Здесь дифференции подвергаются несколько терминов: amor и caritas. Первый — это аффективное состояние, которое может развиться и в хорошую, и в плохую сторону; второй используется только в хорошем смысле. Следуя Григорию, выделяется четыре объекта любви: Бог, ближний, собственные душа и тело. О любви к себе Исидор не распространяется, он раскрывает взаимосвязь любви к Богу и ближнему — из первой происходит вторая, из второй познаётся первая. По С. Воронцову, главное для Исидора — подчеркнуть всецелую преданность в любви к Богу и важность любви к ближнему. Данная схема, вероятно, была заимствована Исидором у Августина, но её ядро представляется оригинальной разработкой Исидора[31].

Издания[править | править код]

Время составления трактата неизвестно, судя по текстологическим особенностям, это самое раннее сочинение Исидора Севильского. На основании данных рукописной традиции предполагается, что трактат имел две редакции, созданные в разное время, многие главы существуют в разных вариантах[32]. Наиболее широко распространённый текст был создан издателями XVI—XVII веков, воспроизведён в собрании сочинений Фаустино Аревало (Рим, 1798—1801) и в «Латинской патрологии» аббата Миня (том 83)[3]. Критическое издание под редакцией Кармен Кодоньер и Марии Андрес Санс готовилось долго: первая книга вышла в 1992 году, вторая — в 2006-м[32]. Соответственно, поздно началось исследование данного трактата как самостоятельного сочинения в корпусе наследия Исидора, его долгое время считали ранним и неоригинальным[33]. Его влиянию на творчество самого Севильца и его современников был посвящён отдельный выпуск журнала «Cahiers de recherches médiévales et humanistes»[34].

Примечания[править | править код]

  1. Фокин, 2011, с. 228—229.
  2. Уколова, 1989, с. 229.
  3. 1 2 Воронцов, 2015, с. 16.
  4. Уколова, 1989, с. 228.
  5. Isidoro de Sevilla. Diferencias. Libro I / ed. por C. Codoñer. — Paris: Les belles lettres, 1992
  6. 1 2 Воронцов, 2015, с. 18.
  7. Воронцов, 2015, с. 16—17.
  8. Уколова, 1989, с. 258.
  9. Уколова, 1989, с. 259—260.
  10. Уколова, 1989, с. 260.
  11. Fontaine, 1959, p. 786.
  12. Воронцов, 2015, с. 20—21.
  13. Воронцов, 2015, с. 21.
  14. Воронцов, 2015, с. 21—22.
  15. Воронцов, 2015, с. 24.
  16. Воронцов, 2015, с. 24—25.
  17. Воронцов, 2015, с. 25—26.
  18. 1 2 3 Воронцов, 2015, с. 26.
  19. 1 2 Воронцов, 2015, с. 32.
  20. Воронцов, 2015, с. 33.
  21. Воронцов, 2015, с. 114.
  22. Воронцов, 2015, с. 115.
  23. Воронцов, 2015, с. 116.
  24. 1 2 Воронцов, 2015, с. 117.
  25. 1 2 Воронцов, 2015, с. 118.
  26. Воронцов, 2015, с. 118—119.
  27. 1 2 Воронцов, 2015, с. 120.
  28. Воронцов, 2015, с. 121.
  29. Воронцов, 2015, с. 123.
  30. Воронцов, 2015, с. 128.
  31. 1 2 Воронцов, 2015, с. 129.
  32. 1 2 Фокин, 2011, с. 229.
  33. Воронцов, 2015, с. 113.
  34. Cahiers de recherches médiévales et humanistes. — 2008. — Vol. 16: La réception d’Isidore de Séville durant le Moyen Âge tardif (XIIe—XVe s.).

Литература[править | править код]